Те самые факты, которые во время неожиданно для всей Европы победоносной войны балканского союза 1912–1913 гг. с Турцией заставили русские власти отнестись с волнением к возможности захвата Константинополя болгарами, эти самые факты лишний раз убедили англичан в том, что они, по известному выражению Сольсбери, участника Берлинского конгресса 1878 г., «поставили» во время этого конгресса «не на ту лошадь». Только лошадь, на которую следовало ставить, взамен разлагавшейся Турции, была, по мнению Англии, отнюдь не Россия, а Болгария и прочие освободившиеся или освобождавшиеся от турецкой власти народы Балкан, которые лучше турок могли исполнить роль враждебных России привратников Черного моря. На первом месте в этом отношении стояли до 1913 г. болгары, оказавшиеся, по общему мнению всей Европы, наиболее крепкой и способной к государственной жизни большого масштаба нацией полуострова и сумевшие, как доказала первая балканская война, развить такую военную мощь и энергию, которой не было основания предполагать ни у Сербии, – Сербии «сливницкого героя» Милана, его сына Александра, а также его преемника Петра Карагеоргиевича, в течение многих лет особенно остро и даже грубо бойкотированного именно Англией, – ни у Греции, войска которой с 1881 г. прославились преимущественно поражениями.
Безумная по своей несдержанности политика Фердинанда Болгарского, о мотивах и основаниях которой нам здесь нечего говорить, низвергла Болгарию в 1913 г. с занятого ею упорным трудом положения, возложив на нее ответственность за междусоюзническую войну, и тем самым, естественно, обратила внимание тех английских политиков, которые интересовались народами Балкан преимущественно в качестве пушечного мяса как против Турции, так и против России, прежде всего на греков, как нацию, хотя и небольшую, но выдвинувшуюся после Бухарестского мира – правда, не благодаря своим собственным силам, а благодаря удачно сложившимся для нее международным условиям – в ряды заметных морских держав в восточной части Средиземного моря. На нее поэтому и была в начале мировой войны поставлена ставка британской политики, для которой формальное постоянство в выборе союзников или, точнее, подкупленных так или иначе сотрудников издавна отступало на задний план перед ближайшей целесообразностью соответствующих ее действий и которая вдобавок, ввиду надвигавшейся по общему сознанию войны, а тем более после того, как война уже началась, не имела времени долго мешать свои карты, чтобы со всем спокойствием и считаясь с долгими сроками, обычно предоставленными государственным деятелям и дипломатам, взвесить положение и связанные с ним возможности. Да и кто же в начале войны допускал мысль о том, что она продлится более четырех лет? Сколько было тогда людей, которые думали, что она продлится долее нескольких недель или, в худшем случае, долее пары-другой месяцев?
Эта тенденция английской политики СКАЧАТЬ