Живое о живом (Волошин). Марина Цветаева
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Живое о живом (Волошин) - Марина Цветаева страница 7

СКАЧАТЬ ее голоса никто не слыхал. Но знаю, что ее дружбе с М. В. конца не было. Из стихов ее помню только уцелевшие за двадцатилетие жизни и памяти – строки:

      В небе вьется красный плащ, —

      Я лица не увидала!

      И еще:

      Даже Ронсара сонеты

      Не разомкнули мне грусть.

      Все, что сказали поэты,

      Знаю давно наизусть!

      И – в ответ на какой-то букет:

      И лик бесстыдных орхидей

      Я ненавижу в светских лицах!

      – образ ахматовский, удар – мой, стихи, написанные и до Ахматовой, и до меня – до того правильно мое утверждение, что все стихи, бывшие, сущие и будущие, написаны одной женщиной – безымянной.

      И последнее, что помню:

      О, суждено ль, чтоб я узнала

      Любовь и смерть в тринадцать лет!

      – магически и естественно перекликающееся с моим:

      Ты дал мне детство лучше сказки

      И дал мне смерть – в семнадцать лет!

      С той разницей, что у нее суждено (смерть), а у меня – дай. Так же странно и естественно было, что Черубина, которой я, под непосредственным ударом ее судьбы и стихов, сразу послала свои, из всех них, в своем ответном письме, отметила именно эти, именно эти две строки. Помню узкий лиловый конверт с острым почерком и сильным запахом духов, Черубинины конверт и почерк, меня в моей рожденной простоте скорее оттолкнувшие, чем привлекшие. Ибо я-то, и трижды: как женщина, как поэт и как неэстет любила не гордую иностранку в хорах и на хорах жизни, а именно школьную учительницу Димитриеву – с душой Черубины. Но дело-то ведь для Черубины было – не в моей любви.

      Черубина де Габриак умерла два года назад в Туркестане. Не знаю, знал ли о ее смерти Макс.

      Почему я так долго на этом случае остановилась? Во-первых, потому, что Черубина в жизни Макса была не случаем, а событием, то есть он сам на ней долго, навсегда остановился. Во-вторых, чтобы дать Макса в его истой сфере – женских и поэтовых душ и судеб. Макс в жизни женщин и поэтов был providentiel[9], когда же это, как в случае Черубины, Аделаиды Герцык и моем, сливалось, когда женщина оказывалась поэтом или, что вернее, поэт – женщиной, его дружбе, бережности, терпению, вниманию, поклонению и сотворчеству не было конца. Это был прежде всего человек событийный. Как вся его душа – прежде всего – сосуществование, которое иные, не глубоко глядящие, называли мозаикой, а любители ученых терминов – эклектизмом.

      То единство, в котором было всё, и то всё, которое было единством.

      Еще два слова о Черубине, последних. Часто слышала, когда называла ее имя:

      «Да ведь, собственно, это не она писала, а Волошин, то есть он все выправлял». Другие же: «Неужели вы верите в эту мистификацию? Это просто Волошин писал – под женским и, нужно сказать, очень неудачным псевдонимом». И сколько я ни оспаривала, ни вскипала, ни скрежетала – «Нет, нет, никакой такой поэтессы Черубины не было. Был Максимилиан Волошин под псевдонимом».

СКАЧАТЬ



<p>9</p>

Ниспосланным провидением, провидцем (фр.).