Хрестоматия для 10 класса. Михаил Салтыков-Щедрин

Чтение книги онлайн.

      – Ну-с, и что же, любили вы этих ваших новых жен?

      – Как-с?

      – Этих новых жен своих вы любили?

      – Любить?.. Да, то есть вы про это? ничего, одна что я от Агашимолы принял, была до меня услужлива, так я ее ничего… сожалел.

      – А ту девочку, что прежде молоденькая-то такая у вас в женах была? она вам, верно, больше нравилась?

      – Ничего; я и ее жалел.

      – И скучали, наверно, по ней, когда вас из одной орды в другую украли?

      – Нет; скучать не скучал.

      – Но ведь у вас, верно, и там от тех от первых жен дети были?

      – Как же-с, были: Савакиреева жена родила двух Колек да Наташку, да эта, маленькая, в пять лет шесть штук породила, потому что она двух Колек в один раз парою принесла.

      – Позвольте, однако, спросить вас: почему вы их всё так называете «Кольками» да «Наташками»?

      – А это по-татарски. У них всё если взрослый русский человек – так Иван, а женщина – Наташа, а мальчиков они Кольками кличут, так и моих жен, хоть они и татарки были, но по мне их все уже русскими числили и Наташками звали, а мальчишек Кольками. Однако все это, разумеется, только поверхностно, потому что они были без всех церковных таинств, и я их за своих детей не почитал.

      – Как же не почитали за своих? почему же это так?

      – Да что же их считать, когда они некрещеные-с и миром не мазаны.

      – А чувства-то ваши родительские?

      – Что же такое-с?

      – Да неужто же вы этих детей нимало и не любили и не ласкали их никогда?

      – Да ведь как их ласкать? Разумеется, если, бывало, когда один сидишь, а который-нибудь подбежит, ну ничего, по головке его рукой поведешь, погладишь и скажешь ему: «Ступай к матери», но только это редко доводилось, потому мне не до них было.

      – А отчего же не до них: дела, что ли, у вас очень много было?

      – Нет-с; дела никакого, а тосковал: очень домой в Россию хотелось.

      – Так вы и в десять лет не привыкли к степям?

      – Нет-с, домой хочется… тоска делалась. Особенно по вечерам, или даже когда среди дня стоит погода хорошая, жарынь, в стану тихо, вся татарва от зною попадает по шатрам и спят, а я подниму у своего шатра полочку и гляжу на степи… в одну сторону и в другую – все одинаково… Змеиный вид, жестокий; простор – краю нет; травы, буйство; ковыль белый, пушистый, как серебряное море, волнуется, и по ветерку запах несет: овцой пахнет, а солнце обливает, жжет, и степи, словно жизни тягостной, нигде конца не предвидится, и тут глубине тоски дна нет… Зришь сам не знаешь куда, и вдруг пред тобой отколь ни возьмется обозначается монастырь или храм, и вспомнишь крещеную землю и заплачешь.

      Иван Северьяныч остановился, тяжело вздохнул от воспоминания и продолжал:

      – Или еще того хуже было на солончаках над самым над Каспием: солнце рдеет, печет, и солончак блестит, и море блестит… Одурение от этого блеску даже хуже чем от ковыля делается, и не знаешь тогда, где себя, в какой части света числить, то есть жив ты или СКАЧАТЬ