Пока он говорил, храм был наполнен рыданиями женщин; мужчины молились, прижав ладони к губам. Раздавались пламенные речи о том, что дело Гулова не будет забыто, что виновные в его смерти познают ярость Братства Света. Я же смотрел на пламя свечей и видел в нем пылающий дом старика.
«Ты говоришь о смирении и всепрощении, Рафаэль? – прошептал я. – Значит, по-твоему, когда нас жгут заживо, мы должны терпеть и прощать? Ну уж нет! Да, мы сеем страх, но он – наше оружие! Пусть они боятся! Пусть трясутся от страха, зная, что наше добро – с кулаками, а в кулаках этих – кастеты, ножи и пистолеты! Кто-кто, а я ни за что не подставлю другой щеки!»
– Наш любимый брат умер как истинный христианин, – продолжал между тем магистр. – Он принял мученическую смерть, погибнув за свои убеждения. А потому, и я уверен: многие меня поддержат, предлагаю объявить этот день Днем святого мученика Тимофея!
Двое братьев вынесли на кафедру что-то, накрытое алым покрывалом. Магистр сорвал покров, и под ним оказался выполненный в иконописном стиле портрет старика Гулова: лицо, искаженное страданием, за спиной –оранжевые языки огня.
– Да! Воистину так! – послышались выкрики отовсюду. – Во славу Господню!
– Помолимся же за бессмертную душу нашего отважного брата, – прокричал магистр. – Аминь!
Все в зале опустились на колени. Опустился и я. Глядя в печальные глаза изображенного на иконе старика, от всего сердца клялся: «Я отомщу! Тем, кто это сделал, не уйти от праведного гнева!»
Наконец отец Пейн спустился с кафедры. Служба пошла обычным чередом. Сердце мое невольно сжалось, когда я увидел, что магистр идет ко мне. Я уже приготовился к жестким расспросам о Рафаэле, но отец Пейн лишь глянул на меня и вопросительно поднял брови: ну что? Я обреченно покачал головой. Магистр вздохнул и, насупившись, пошел дальше. Меня всегда поражала способность этого человека понимать все без слов. Каждый для него был словно открытая книга, к каждому у него был свой особый подход. Потому в моих глазах отец Пейн был святым, живущим среди простых людей. И не только для меня: ведь неспроста уже едва ли не весь город посещал наши службы, и это был не предел. Я не сомневался, что праведного света нашего магистра хватит на целый мир. Причем одних этот свет греет – другие же сгорают в нем дотла. И я мог лишь надеяться, что пламя этого божественного гнева не коснется моего лучшего друга Рафаэля, что магистр даст еще один шанс нашей заблудшей овце.
Я отстоял в храме до конца службы, после чего весь остаток вечера провел в подвале, избивая грушу кулаками, которые так жаждали, но не получили сегодня никакой жертвы. Уриэль и Гавриэль были там же, но, к счастью, вопросов о Рафаэле не задавали. Впрочем, чего тут спрашивать. Все и так знали, что теперь последнее слово за магистром.
От тренировки меня отвлек завибрировавший в кармане куртки телефон. Я достал его и прочел сообщение: СКАЧАТЬ