В доме номер Ноль включается музыка. Грустная монотонная нерусская музыка. Под нее дед вместе с Элен и несколькими мужчинами прямо за роялем крутят отвертками, разбирают телефоны. Достают детали, выкладывают на скатерть у пустой вазы. О чем-то говорят. Глеб силится воспроизвести, о чем, но двадцать лет спустя из тех детских мыслей всплывают лишь обрывки: «какие тут у нас жучки-паучки, все видят, за всем следят, отпустим же их, господа, за их труды на волю! На волю!», «пусть теперь с нами поживут, о нас расскажут все теплым ушкам»
Под эти слова начинают щелкать пинцеты, шуршать кисточки. Вьется запах краски. Телефонные детали превращаются в насекомых. Бабочки, стрекозы, жуки с медными крылышками попадаются потом по всему дому. Гляди-ка, какая коровка – на ладонь Глебу кто-то кладет холодную оранжевую в крапинку железку – загадаешь желание…
Таких вечеров в гостиной было по два на неделе, с приходом Турика, красками, одними и теми же заклинаниями. Именно эти сценки почему-то проступили в самых ярких цветах и засели у Глеба в голове, когда он только стал всерьез раздумывать над тревожными знаками слежки – типа разного пощёлкивания в новой квартире, шпарящего аккумулятора Android или поедания трафика непонятными приложениями, которые не поддавались удалению. С пинцетом над сиреневым силиконовым ковриком в болтах, платах и прочей электроначинкой. Должно быть сработала какая-то неуловимая аналогия образов, иначе не объяснить навязчивую идею о связи всего происходящего с детскими каникулами столетней давности.
Погруженный в хаотичные размышления, Глеб чувствовал только смутную необходимость все выяснить. К действия подталкивал и больной озноб, который засел с первого дня январских каникул. Он все вертел пустую кружку, разглядывал растерянно вытянутые на полу ноги в серых шерстяных чулках и думал, что ни определенного плана, ни целей так и не составил, почему и оказался легкой добычей для матери, почти СКАЧАТЬ