На меня навалилась такая тоска, что хоть волком вой. Валентина, моя давняя подруга, несколько суетливо разлила водку по стопкам, и торопливо провозгласила:
– Ну что, еще раз за помин души… Пусть земля деду Ивану будет пухом… – Шумно выдохнула и опрокинула стопку целиком в рот. Сморщилась, и схватив корочку хлеба, занюхала, не закусывая.
Видимо, своей короткой речью она хотела дать понять собравшимся, что пора, мол, и честь знать. Народ, отследив взглядами весь процесс от наливания, до занюхивания корочкой, потянулся за своими стопками, с невнятными бормотаниями, на тему «земля пухом». Бабка Клава намахнула стопку без слов, затем, сгребла своей куриной, высохшей от старости лапкой очередной блин, макнула его в густую сметану и принялась его шамкать беззубым ртом. Наталья, ее дочь, только неодобрительно головой покачала, но возражать или делать замечания на людях не стала. Прожевав блин, бабка не успокоилась, и потянулась за вторым, при этом с любопытством принялась меня расспрашивать:
– Полинка, а ты, чай, дом-то теперь продашь? Поди, обратно в Рязань умотаешь? – И не дожидаясь от меня ответа, пробурчала недовольно. – Вам теперь все города подавай… А про корни свои-то и не помните вовсе. Оторвались вы от корней своих! Эх… Молодежь, молодежь… – И потом, сразу без перехода, глянув на меня остро так, что я уже сомневаться начала в ее плохом зрении. – А дед-то твой в жизни толк знал. Хоть и суровенек был, а понимал, что к чему… – И она опять повторила манипуляцию с блином, не дожидаясь от меня ответа.
А я сидела за столом, глядя в одну точку перед собой. За всю свою жизнь я не помнила, чтобы дед когда-либо болел или на что-то жаловался. Он всегда был крепок. На замечания соседских старух о «слишком долгом веке» всегда отшучивался, со смешком отвечая, что из вредности переживет их всех. Девяносто два года, это вам не хухры-мухры. Три войны прошел, ранения имел, ордена, как иконостас, а скромен был. О подвигах своих не хвастался. На мои детские недоуменные вопросы всегда отвечал, что выполнял свой долг, как и положено мужчине, и не видит в этом чего-то необычного. Ведь не считает же женщина подвигом стирку, уборку, воспитание детей. Подобный подход меня всегда несколько обескураживал, но в споры с дедом я не вступала, мотая на ус, как и положено, его житейскую простую и безыскусную мудрость. Дрова рубил, раздевшись на морозе до пояса, колодезной водой обливался на рассвете. А тут, он просто вечером уснул, а на утро уже не проснулся. Смерть деда потрясла СКАЧАТЬ