в его памяти не цельным образом, а отдельными фрагментами, словно осколки разбитого зеркала. Он всячески выставлял напоказ якобы свойственные ему прагматизм, трезвый расчет и даже определенный цинизм в отношении к жизни, полагая, что эти качества совершенно необходимы настоящему мужчине. На самом же деле в глубине души он был неисправимым мечтателем, которого можно было легко обезоружить проявлением сочувствия и симпатии. Любая несправедливость окружающего мира приводила его в отчаяние; столь искренний, даже простодушный идеализм присущ молодым людям лишь в ранней юности. Такое отношение к жизни, как правило, не выдерживает первого же жесткого столкновения с грубой реальностью. Пережитые в детстве лишения и страхи обострили в Рольфе свойственное ему от рождения чутье на дурные стороны людей и нечистоплотность совершаемых ими поступков; мрачные видения обрушивались на него зачастую совершенно неожиданно, бомбой взрываясь в мозгу. Однако стремление больше опираться на доводы разума, а не интуиции не позволяло ему уделять слишком много внимания этим таинственным видениям и предзнаменованиям, а уж тем более действовать в соответствии с такими необъяснимыми душевными порывами. Он всячески подавлял свои эмоции, за что те старались ему отомстить, обрушиваясь в виде тяжелых душевных переживаний. Кроме того, он стремился подчинить воле ту часть собственной души, которая имела склонность к мягкости и комфортности существования. С самого начала он решил для себя, что колония – это не более чем прекрасный сон, и не уставал повторять, что жизнь полна печалей, несправедливости и горя. Из этого он делал вывод, что нужно закаливать душу, делать ее более грубой и менее восприимчивой к тяготам жизни. Лишь в таком случае у него появлялся шанс чего-то добиться и выжить в неблагоприятных обстоятельствах. Однако все, кто его хорошо знал, прекрасно видели, что выстроенная им защита абсолютно эфемерна и любое душевное потрясение не оставит от нее камня на камне. Он жил с обнаженными нервами и шел по жизни, то и дело спотыкаясь о собственную гордость, падая и снова поднимаясь.
Дядя Руперт и члены его семьи были люди простые, душевные и при этом склонные к греху чревоугодия. Еда составляла важнейшую часть их жизни, которая во многом вращалась вокруг того, что происходило на кухне, и рассаживание за обильно накрытым столом превращалось в настоящий ритуал. Все они были довольно полными, но ничуть не стеснялись своего избыточного веса рядом с худощавым племянником, скорее наоборот, им хотелось кормить его как можно чаще и лучше. Тетя Бургель сама придумала особое блюдо – афродизиак; она подавала его туристам и постоянно кормила им мужа, что действительно поддерживало его в боевой форме: вы на него только посмотрите, это же настоящий трактор, читалось в глазах удовлетворенной жизнью и мужем матроны. Рецепт был простой: в большом котле она тушила лук с салом и помидорами, все это солила, заправляла черным перцем, чесноком и кориандром. В процессе приготовления на эту массу
СКАЧАТЬ
