Завершив положенный обмен любезностями и соблюдая благопристойную дистанцию, новые знакомые перешли по мосту на другой берег – полюбоваться на изгаженные окрестности. Девица чуть кренилась под весом мешка, привязанного к ее талии – вероятно, в нем были все ее пожитки.
Деревня состояла из порядка пятнадцати домов и, вероятно, до поджога выглядела вполне прилично. Дождь помешал уничтожить дома полностью, стены почернели, но выстояли, лишь крыши кое-где обрушились. Стоял сильный запах жженой древесины. Трупы деревенских были немногочисленны, но и живые селяне отсутствовали – то ли они разбежались, то ли их угнали нападающие. Повсюду валялись выволоченные, яростно растоптанные вещи и осколки кухонной утвари. Среди прочего она заметила разорванное в клочья одеяло и перевернутый стол, тычущий в небо единственной уцелевшей ногой. Также было много отломанных, разбросанных по земле веток, и, рассматривая обожженные стволы деревьев, Наёмница вдруг процедила с ненавистью:
– Славно порезвились.
Девица, почему-то удивленная, оглянулась на нее, и тут же выражение ее лица поменялось:
– Вот он! Паршивец!
Наёмница проследила за ее взглядом. Из-под набросанных ветвей торчали чьи-то босые волосатые ноги.
– Вот же гад! – завопила девица, подскакивая к ногам. – Я заплатила ему пятьдесят ксантрий, чтобы он защищал нас, а он, мерзавец, позволил себя убить!
Младенец решил составить ей компанию и тоже заорал.
«Пятьдесят ксантрий», – хмыкнула Наёмница. Определенно не стоит того, чтобы умереть. Просил бы триста, не меньше.
Девица небрежно зашвырнула ребенка в мокрую траву и принялась ощупывать покойника, хотя шанса разыскать деньги уже не было никакого. До нее нашли. Наёмнице стало противно смотреть на мертвую рожу, залитую кровью, и еще противнее на живую, кривящуюся в лихорадочной жадности, поэтому она перевела свой унылый взор на младенца. Младенец был довольно-таки крупный и безобразный, как все младенцы, но (вынуждена была признать Наёмница во избежание лжи самой себе) не настолько уродливый, каким мог бы быть с такой мамашей. На его круглой бестолковой голове пушились светлые волосы. Похоже, ему совсем не нравится лежать в мокрой траве в мокром же одеяле. До чего же гадко орет, аж побагровел от натуги. Уж лопнул бы, наконец.
– Ну ты, пузырь, – пробормотала Наёмница, и если перед мостом колдовские слова ей не удались, то сейчас определенно сработало: младенец неожиданно закрыл рот и слегка повернув голову, выпучив на нее круглые, неопределенного цвета глаза. «Голубые, – подумала она. – Нет, серые. Серо-блекло-голубые», – решила она в итоге.
Младенец продолжал пялиться на нее пристальным изучающим взглядом. Наёмница предпочла отойти. Младенец отследил ее глазами и снова орать не стал.
«Вот же ты дура, – сказала себе Наёмница и осуждающе скривилась. – Сейчас бы проснулась на уютном каменном полу в замке Колдуна СКАЧАТЬ