Разум слов. Владимир Гандельсман

Чтение книги онлайн.

      Вдруг такая сожмёт сердце,

      такая сердце сожмёт, гремя,

      поезд, под железным стоишь, в торце

      улицы, слышишь, как время

      идёт, скоро, скоро уже холодно,

      будет молчать хорошо,

      под ногами первое легло дно,

      первая под ногами пороша,

      и как будто мира все лучи, все

      в точке жизни моей, не найдя,

      собрались, не найдя меня, чище

      не бывает высвеченного изъятья,

      и пора заводить стороннюю

      песню радости, витрин Рождества,

      и билетик проездной, роняя

      по пути перчатку детства,

      доставать, вон туда идти, мимо

      свай, а из перчатки пусть,

      сдутой ветром, потерянной, как письмо, —

      пульс вобравший, прорастает куст.

      Шахмат в виде книжки

      пластмассовые прорези,

      по бокам для съеденных фигур стежки

      столбиком, резные ферзи,

      пешки-головастики, ладьи,

      в шлемах лаковых слоны,

      я пожертвую собою ради

      жёлтого турнира в клубе – лбы наклонны

      над доской – Чигорина,

      в клубе, на Желябова, —

      горя, горя – на! много горя – на! —

      как уйти от продолженья лобового? —

      инженеры в жёлтом

      свете с книжечками шахмат,

      о, просчитывают варианты, шёл в том

      снег году, пар у дверей лохмат,

      шёл в том, говорю, году

      снег и кони Аничковы Четырёх коней

      помнили дебют и рвались на свободу

      от своих корней всё непокорней,

      две ростральные зажгли

      факелы ладьи, Екатерины

      ферзь шёл над своею свитой, в тигле

      фонаря зимы сотворены —

      белые кружились в чёрном,

      инженер спешил домой,

      в одиночестве стоял ночном

      голый на доске король Дворцовой,

      жертва неоправданна была,

      или всё сложилось, как та книжка,

      где фигуры на ночь улеглись, где их прибило

      намертво друг к другу, нежно,

      и никто не в проигрыше, разве

      ты не замирал в Таврическом саду,

      в лужах стоя, Лужин, где развеян

      и растаян прах зимы, тебя зовут, иду, иду.

      Свет убывает, в темноте

      поднимут занавес,

      дохнёт со сцены – я секунды те, —

      сырым холстом, прохладой, – о, я помню весь.

      Макарова: «Светает… Ах!» —

      и пухленько бежит к часам, – «седьмый,

      осьмый, девятый», и ленивый вздох

      Дорониной, дородной ведьмы,

      в кулисах, дышит и вздымает грудь.

      Их простодушное притворство,

      их обезьянничанье. Взять бы в прутья

      створ сцены, створ

      вдруг освещён, театр, театр,

      от слова «бельэтаж» идёт сиянье,

      вращающийся круг, к вам Александр

      Андреич Юрский, на Фонтанке таянье

      и СКАЧАТЬ