– Ай…
Рухнуть вот так оказалось не очень приятно. Даже с учётом того, что тело парня однозначно смягчило удар.
– Одурела, Лисицына? – недовольно возмущается он, перекатываясь на спину. – Какого ты влезла, придурочная?
– Посмотри, что ты наделал! – слышу, как натужно кашляет Князев чуть в стороне. – Скотина! Какая ты скотина, Беркутов!
Во мне столько злости, что я сама не замечаю, как снова начинаю драться с ним. Ощущаю мощный прилив непонятной энергии. Дурной. Бесконтрольной совершенно. Потому что достал! Потому что ненавижу! Так сильно, что готова взять грех на душу!
Ослеплённая яростью, начинаю бить его: в каменную грудь, плечи, живот – и ещё больше раздражаюсь оттого, что этот придурок ни черта не делает. Не пытается ударить в ответ, просто лежит и позволяет себя лупить. Смотрит, и всё. Словно хищник, готовый откусить жертве голову, но только после того, как у неё кончатся силы на последнее сопротивление.
И это заставляет меня остановиться. Даже не знаю, почему его поведение так пугает. Наверное, потому что я отлично понимаю, кто именно передо мной. Хочу встать, внезапно осознавая, в какой странной, неловкой и неуместной позе нахожусь. Сижу на нём.
Пытаюсь подняться, но он хватает меня за голую лодыжку, резко опрокидывает, и уже через секунду я лежу, растянувшись на мокрой и неприятной на ощупь траве. А этот идиот нависает, придавливая своим крепким телом к земле.
Мне аж дурно становится. Я под ним, и это… мне не нравится категорически.
– Ты, Лисицына, слишком много себе позволяешь, – тихо, сквозь зубы, цедит он.
– Да пошёл…
Закрывает мне рот рукой.
– Заткнись. Просто заткнись, – прищуриваясь, угрожает, тяжело и надсадно дыша.
Не моргая, смотрим друг на друга. Три месяца. Ещё столько бы его не видела с превеликим удовольствием! А лучше никогда!
Дождь нещадно хлещет меня по щекам. Вся одежда промокла, спине холодно, но я даже моргнуть боюсь. Дикий, безудержный страх оглушил голову, сковал вмиг онемевшее тело. Невидимыми руками сжал горло, не позволяя даже шелохнуться.
Я впервые так близко вижу его глаза: карие, с зелёными вкраплениями. Такие яркие и необычные. А сколько всего в них отражается…
– Поднимайтесь на ноги, живо! – сквозь стену проливного дождя слышим мы строгий голос Петра Алексеевича.
Беркутов не двигается. Пялится на меня. Странно, чересчур внимательно и пристально. Опускает глаза на мою шею. Затем на грудь, что ходит ходуном под тонкой тканью промокшей до нитки белой футболки. Вспыхиваю, как рождественский фейерверк, когда он снова резко впивается поплывшим взглядом в мои глаза. Смотрит абсолютно неадекватно. Может, принял что? У таких, как он, это вроде является нормой.
Шумно и беспомощно вдыхаю через нос. В лёгких совсем не хватает воздуха. Отдираю его руку от своего рта, и он как будто приходит в себя. Презрительно СКАЧАТЬ