В окопах Сталинграда. Виктор Некрасов

Чтение книги онлайн.

      Он плоский и некрасивый. Молоденькие деревца, насаженные рядами. Люся говорит, что здесь предполагалось разбить парк культуры и отдыха. Возможно, когда-нибудь здесь и будет красиво, но пока что малопривлекательно. Какие-то водонапорные башни, сухая трава, редкий, колючий кустарник.

      Но вид отсюда действительно замечательный.

      Большой город прижался к самой реке. Каменное нагромождение новых домов, возвышающееся над деревянными постройками, облепившими его со всех сторон. Покосившиеся, подслеповатые, они лепятся вдоль оврагов, ползут к реке, вылезают наверх, втискиваются между железобетонными корпусами заводов. Заводы большие, дымные, грохочущие кранами, паровозными гудками. «Красный Октябрь», «Баррикады» и совсем далеко на горизонте корпуса тракторного. Там свои поселки – белые, симметричные корпуса, маленькие, поблескивающие этернитовыми крышами коттеджи.

      И за всем этим Волга – спокойная, гладкая, такая широкая и мирная, и кудрявая зелень на том берегу, и выглядывающие из нее домики, и фиолетовые совсем уже дали, и каким-то дураком брошенная ракета, рассыпающаяся красивым зелено-красным дождем.

      Мы сидим на краю оврага, извилистого и голого, и смотрим, как ползет поезд внизу. Он страшно длинный, на платформах у него что-то покрытое брезентом, должно быть танки. Короткотрубый, точно надувшийся паровоз тяжело и недовольно пыхтит. Он не жалеет дыма, тянет медленно, с упорством привыкшего к тяжести битюга.

      – О чем вы думаете? – спрашивает Люся.

      – О пулемете. Здесь хорошее место для пулемета.

      – Юра… Как вы можете?

      – А другой вот там вот поставить. Он прекрасно будет простреливать ту сторону оврага.

      – Неужели вам не надоело все это?

      – Что – это?

      – Война, пулеметы…

      – Смертельно надоело.

      – Зачем же вы об этом говорите? Если есть возможность об этом не говорить, зачем же…

      – Просто привычка. Я теперь и на луну смотрю с точки зрения ее выгодности и полезности. Одна зубная врачиха говорила мне, что, когда ей говорят о ком-нибудь, она прежде всего вспоминает его зубы, дупла и пломбы.

      – А я вот, когда я не в госпитале, стараюсь не думать о всех этих культях, трепанациях и прочих ужасах.

      – Вы недавно работаете в госпитале – вот и все.

      – Второй уж месяц.

      – А я второй уж год. А военный год – это добрых три мирных. А то и пять.

      Люся опирается рукой на мое колено и смотрит мне в глаза. У нее маленькая родинка у левого глаза и ресницы такие, как у Седых, – длинные и загибающиеся кверху.

      – А какой вы до войны были, Юра?

      Ну что ей ответить? Такой же, как и теперь, только немножко иной. Любил на луну смотреть, и шоколад любил, и в третьем ряду партера сидеть, и сирень, и выпить с ребятами.

      Некоторое время мы сидим и молча смотрим на противоположный берег.

      – Красиво, правда? – говорит Люся.

      – Красиво, – СКАЧАТЬ