Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам. Томас Балфинч

Чтение книги онлайн.

      Но прежде чем она договорила, над водой послышался шум, и появилось морское чудище, с головой, поднятой над поверхностью воды, разбивающее волны своей широкой грудью. Дева вскрикнула; ее отец и мать, которые теперь прибыли к месту, оба несчастные, но мать более заслуженно, стояли рядом, не способные защитить, но только изливать причитания и обнимать жертву. Потом Персей сказал:

      – Довольно слез; настал час спасения. Меня можно почитать и самого по себе, так как я сын Юпитера и известен как убийца горгоны; но я постараюсь завоевать ваше расположение оказанием услуги, если только боги будут ко мне благосклонны. Если ваша дочь будет спасена моей храбростью, то я потребую ее как награду.

      Родители согласились (как они могли колебаться?) и обещали с ней царское приданое.

      И как только чудовище, бросившееся мощным рывком, оказалось в пределах гряды камней, юноша, во внезапном прыжке, взлетел в воздух. И как орел, который с высоты своего полета увидев змею, греющуюся на солнце, налетает на нее и хватает за шею так, чтобы помешать ей повернуть голову и применить клыки, так и юноша устремился на спину чудовища и вонзил свой меч в его плечо. Раздраженное раной, чудовище поднялось в воздух, потом погрузилось в глубину; потом, как дикий вепрь, окруженный сворой лающих собак, стало метаться из стороны в сторону, пока юноша ускользал от его атак с помощью своих крыльев. Где только он не находил место для своего меча, он наносил раны зверю, пронзая то один его бок, то другой, пробираясь к хвосту. Грубые струи влаги из ноздрей чудища смешались с кровью. Крылья героя намокли от нее, и он больше не смел довериться им.

      Высадившись на скалу, которая возвышалась над волнами, он, держась за выступ, нанес чудовищу последний смертельный удар, когда оно проплывало рядом. Люди, которые собрались на берегу, закричали так, что холмы ответили эхом. Родители в радости обняли своего будущего зятя, называя его избавителем и спасителем их дома, а дева, причина и одновременно награда за битву, спустилась со скалы.

      Кассиопея была эфиопкой, и, следовательно, несмотря на ее хваленую красоту, чернокожей; по крайней мере, так, видимо, думал Мильтон, который обращается к этой истории в своем «Il Penseroso», где определяет Меланхолию следующим образом: