Раз, когда рядовой Потоску "поскользнулся в туалете" и лишился сразу пяти зубов, из Питера приехал капитан-особист.
Майор Волк в тот день был дежурным по части. Мы с Пашей Сексом стояли на КПП.
Капитан позвонил от нас в штаб.
– Дежурный по части майор Волк! – услышал он в трубке рокочущий голос.
Капитан замялся, обвел нас глазами и пискляво произнес:
– Это капитан Заяц, из прокуратуры.
На обоих концах провода пауза.
– Что, правда, что ли, Заяц?! – оправился первым дежурный.
– А что, правда, Волк? – неуверенно пропищал капитан.
Капитан Заяц оказался человеком въедливым, проторчал в части несколько дней. Новая серия "Ну, погоди!" – острили в полку. Заяц заставил майора понервничать, подолгу беседуя с каждым солдатом в отдельном кабинете за закрытой дверью. Но и он в конце концов уехал ни с чем.
Это в мультфильмах зайцы такие ушлые.
В жизни все совсем наоборот.
Когда наш взвод проходит мимо других рот, например, в столовую, отовсюду слышится лошадиное ржание: "Иго-го! Пошла конюшня сено жевать!" Или звонко цокают языком, изображая стук копыт.
Причина проста.
До Воронцова, который получил взвод полгода назад, командовал здесь некто прапорщик Гуляков, по кличке Гулливер.
Прозвище свое Гулливер оправдывал сполна – росту в нем было два метра семь сантиметров. Длинное, рябое от оспинок лицо, мелкие и короткие кудри, голубые глаза убийцы.
Два раза в месяц Гулливер страшно напивался и крушил все, слоняясь по военгородку. Справиться с ним никто не мог. Из основания избушки на детской площадке прапорщик вытягивал длинное бревно и, размахивая им как палкой, отгонял патруль.
Побуянив, Гулливер сдавался сам, покорно давал себя связать и отправлялся на гауптвахту, которую охраняли его же подчиненные. В камере, понятно, он не сидел. В караулке, не разрешая включать телевизор, грустно отпивался чаем и читал наизусть стихи Есенина.
В конце концов его сняли со взвода и отправили заведовать столовой.
Там он неожиданно подобрел и успокоился, но не совсем, конечно.
С легендарным этим человеком мне удалось завести приятельские почти отношения.
На втором году службы, во время очередной отсидки Гулливера на «губе», я принес ему несколько привезенных из отпуска книг. Только что вышедшие сборники – Клюев, Кольцов, Заболоцкий, Северянин… Цветаева, еще кто-то там…
Манерные "ананасы в шампанском" Гулливер отверг сразу. А вот Клюев, и как не странно, Пастернак пришлись ему по душе.
Почти каждый вечер я заходил к Гулливеру в столовую, и за миской вареного мяса рассказывал ему об обериутах и маньеристах, серебряном веке и ремизовской школе…
Задумчиво слушая, Гулливер время от времени прерывался, как он говорил, "на раздачу пиздюлей" поварам и наряду.
Затем возвращался, усаживался напротив, и если СКАЧАТЬ