– Сок апельсиновый свежевыжитый. Сэндвич с рыбой. Кофе Американо. Круассаны с манговым кремом. Все по две порции.
– Вы так много едите, – издевательски спросила я.
– Половина тебе.
– Ой, спасибо. Но я же сказала, что уже завтракала, Мне не нужно.
– Не хочешь – не ешь. Я уже заказал. Все равно пропадет.
Официантка театрально вздохнув, мол, выпендриваются некоторые, удалилась.
– Сергей, давай на «ты», – брюнет протянул руку.
– Хорошо, давай, Ева.
– Какое необычное имя.
– Ага, – неопределенно отозвалась я.
Не люблю лишний раз рассказывать о себе.
– Мама так назвала?
– Не знаю. Мои родители погибли. Бабушка воспитала, а от нее не добиться было, что и как, – свернула тему.
Его взгляд блуждал по мне, на минисекунды задержавшись на дешевых тонких серебряных колечках на пальцах, видавшей виды курточке Benetton, купленной еще на втором курсе из желания выглядеть «прилично», но уже хорошо затасканной, а теперь и вовсе не подлежащей восстановлению. Пусть только попробует денег предложить! Точно не возьму. Но он неожиданно спросил:
– Расскажи про бабушку?
– Если ждешь сентиментальную историю в духе мыльной оперы с ТВ, то зря. Обычная бабушка. Квартирка в райцентре, две комнаты. Она всю жизнь инженером была, а на пенсии лифтером подрабатывала. Варила фирменный куриный суп с домашней лапшой да пекла блины по воскресеньем. Пальчики оближешь!
– Поди с клубничным вареньем?
– Ага. Идеально детство. Никаких страшилок, – улыбнулась Ева. – Жаль умерла. Онкология, – горло перехватило, я предпочитала не вспоминать тот период, скороговоркой перечислила. – Стремительно сгорела за четыре месяца. Я третий курс закончила, сессию сдала. Приехала… Через неделю её не стало. Так бывает, врачи сказали.
Сергей помолчал.
– Страшно.
– Ага. А ты кто? Расскажи о себе. А то считай, уже поцеловались – а я ничего о тебе не знаю.
– Что? Когда поцеловались? – не понял Сергей.
– Ну транспорт наш. Твой конь, мой единорог.
До него постепенно дошло! Да у меня острый язык. Сонька говорит, что как лезвие. Может быть, это потому, что я ненавижу, когда на меня вот так смотрят: то ли с жалостью, то ли с сожалением.
– А да, точно, – слишком громко для этого тесного кафе рассмеялся мужчина. Несколько голов обернулись на нас. – А сколько тебе лет?
– Двадцать два.
– Ого. Никогда бы не подумал.
– Что думал четырнадцать? Не боялся несовершеннолетнюю спаивать? – я кокетливо глянула на стакан с соком, поставленный передо мной официанткой.
В большей степени, чтобы позлить эту псевдоготиху, чем произвести впечатление на Сергея.
– Ну, СКАЧАТЬ