Я обняла его за пояс, прижалась головой к груди и попробовала вновь ощутить ту близость, что была между нами всегда. Он ведь дарил мне когда-то тепло, которого мне так недоставало всю мою жизнь. С самого детства.
Мама моя не любила обниматься и даже когда делала над собой усилие, начитавшись умных статей о теории привязанности и необходимости телесного контакта с детьми, было очевидно, что она просто терпит.
С подругами обниматься было чуть странновато. Особенно слишком часто. Девичьи обнимашки слишком остро напоминали мне дурную сентиментальность из книги «Записки институтки», где героини тискались так, что я подозревала их в плохом.
Парней больше интересовал секс, чем обнимашки, и после него они вообще теряли интерес к прикосновениям.
Только Игорь дал мне столько тепла и близости, что я наконец насытилась ею – впервые за всю жизнь. Он никогда не терпел, никогда не гнал меня, если я залезала «на ручки» и просила утешить меня после нанесенных миром несправедливых обид.
Когда это ушло? Когда я сама стала просто терпеть его объятия?
Его губы коснулись моей макушки так нежно, что по коже разбежались мурашки.
Потом дотронулись до кончика уха.
Потом скользнули по шее…
А потом я вывернулась из его рук и бодрым голосом сообщила:
– Пойду сообщу Никите и Макару, что я все равно слышу, как они строят планы тайком купить себе хомячка вместо собаки! Ну и заодно загоню их спать.
И сбежала, в очередной раз оставляя Игоря растерянно смотреть мне вслед.
Восьмой месяц без секса. Я его понимаю.
Возможно, однажды меня отпустит, и я снова захочу лечь в постель со своим мужем.
Или нет – и Герман останется моим последним мужчиной.
Почему-то это не кажется трагедией. Я всегда понимала средневековых дам, хранивших верность своим рыцарям, давным-давно забывшим о них в объятиях других красавиц.
Есть в этом какая-то глубокая внутренняя красота.
Меньше минуты я смотрела на Германа. Меньше пяти секунд он смотрел на меня.
Если вообще на меня.
Но этого времени хватило, чтобы завести меня так, как ни разу не удавалось мужу.
Его прикосновения в последние месяцы вызывают у меня только отвращение, а взгляд Германа заставил кровь бежать быстрее, мышцы сокращаться, а тепло – приливать к низу живота и щекам.
Я задыхаюсь, потому что сердце пытается стучать как можно быстрее.
Чтобы догнать его, найти, увидеть.
Хотя бы издалека – но даже одна мысль о том, что мы всего в сотне метров друг от друга, зажигает внутри меня огонь, потухший, казалось, навсегда.
Я уловила всего пару жестов – но это знакомые жесты. Они напоминают мне о том, как Герман умеет двигаться – мягко, но неумолимо, настойчиво, но вкрадчиво, СКАЧАТЬ