Едва ко мне возвращается способность видеть и слышать, я хватаю обидчицу за ногу и резко дергаю ее на себя. Она оказывается к этому не готовой, нелепо размахивая руками, с грохотом, заваливается на спину.
Пользуясь моментом, быстро поднимаюсь и седлаю ее.
– Ах ты сучка! – выкрикивает стоящая позади меня блондинка, но трогать меня не трогает, – Ира, бей ее!
Ира, видимо, та, что сейчас лежит подо мной, начинает извиваться, и пытается схватить меня за волосы. У нее выходит, но и я не бездействую, тоже деру ее короткие волосы, одновременно уводя лицо от ее кулака.
Наша возня под комментарии подружек моей соперницы с переменным успехом продолжается несколько минут. У нее получается заехать мне по губам, в ответ я даю ей звонкую оплеуху.
– Бл@ть! Что здесь происходит?! – гремит на головой мужской голос.
Мы обе замираем, а уже в следующее мгновение кто-то хватает меня за шкирку и буквально отдирает от Иры. Она, грязно ругаясь, вся в грязи, поднимается на ноги.
– Я спрашиваю, что за хрень?!
– Ром, – прижав ладони в груди, начинает блондинка, – эта конченная напала на Иринку… Она неадекватная, надо в деканат жаловаться.
– Я напала?! – бросаюсь к стерве, но меня снова оттаскивают.
– Ты че, ущербная?.. Тебе жить надоело? – рычит блондин, тот самый, что стоял вчера рядом с Греховцевым.
Толкает меня в грудь, отчего я впечатываюсь в стоящую позади спортивную тачку.
От ужаса бросает в холодный пот. Этот парень не Ира, с ним мне точно не справиться.
– Ромаш, отпусти ее, – спокойно произносит невесть откуда взявшийся Грех.
Тот самый сын губернатора.
Меня небрежно отталкивают, после чего я, не теряя времени, поднимаю с земли свой рюкзак и быстро иду прочь.
– Руки не забудь помыть, – доносится до меня насмешливый голос Германа, – вдруг, она лишайная.
Глава 4.
Весь вечер у меня уходит на то, чтобы привести себя и свою одежду в порядок. И если со мной все более или менее нормально, не считая ссадины в уголке губ, то мои единственные джинсы и толстовка в весьма плачевном состоянии. Мне требуется почти два часа, чтобы отстирать их.
Но и не это самое печальное.
На моем кроссовке снова оторвалась подошва. На этот раз навсегда. Именно этот факт становится последней каплей. Закрывшись в общей душевой, я расклеиваюсь. Сажусь на корточки в самый угол и, обхватив себя руками долго реву.
Нарушая обещания, данные самой себе, жалею себя и проклинаю тот день, когда родилась.
Зачем? Разве кто-то хотел этого? Радовался моему появлению на свет?
Нет!
Покойная тетка как-то по-пьяни рассказала, что мама аборт сделать хотела, но в нашей поликлинике как раз не было гинеколога, а денег, чтобы ехать в город, мама не нашла.
Дед тоже вечно ворчал, называя меня СКАЧАТЬ