Дня рождения у меня опять не было. Лёля решила, что я слишком много пережила за последние дни. Мол, собака потерялась, стоит проявить уважение. Нос у меня по-прежнему болел, лицо стало похоже на страшную карнавальную маску, и я уступила. Раньше я как-то не задумывалась, куда вообще деваются пропавшие собаки, поэтому решила сходить за ответом на кладбище домашних животных. Оказалось, что путь до него занимает три автобусные остановки. Весь прошлый год мы с Ролли гуляли неподалеку, а я и представить не могла, что здесь-то и находится последнее пристанище мохнатых. Вон тот пригорок, на котором я время от времени наблюдала голого мужчину, и был «входом» в собачий рай. Здесь все было, как везде, кроме… неба. Оно будто выделилось из застыло пятном над этим пригорком, голубое с фиолетовой полосой посередине, а у горизонта – розовое. Последние дни Эдик пичкал Ролли настойкой от глистов, поэтому собачья подстилка до сих пор пахла спиртом и чесноком. Я разложила ее на траве, сама присела рядом. Слева виднелись бетонные башни завода, справа – жилые дома, надо мной железяки с проводами. Вот уж точно – пейзаж под праздничное настроение. Впору было бы выругаться, но я-таки проявлю уважение к животным.
И к себе.
– С днем рождения меня, мертвые собаки! И простите за равнодушие.
День отъезда
и аэропорта, который меня знает
Дежавю.
Какое красивое слово.
И каким красивым стал аэропорт!
Почему все стремятся отсюда поскорее улететь? Эй аэропорт! Я бы осталась и слушала твои звуки ночи напролет. И согревала бы твои холодные стулья. Летом я становлюсь теплее, а значит с меня не убудет. Ну, побежала искать знакомые закоулки.
Привет! И аривидерчи!
Аэропорт громыхнул рейсом из Белграда. Поздоровались, значит. Все здесь узнаю, и в то же время – что-то не на своем месте. Чувство как первого января: вроде все так же, но новый год словно обводит знакомое серебристой гелевой ручкой. Ищу таксофон, он был перед эскалатором напротив дьюти фри. Хочу проверить кое-что. У меня припасена карточка, а номер домашнего телефона могу даже во сне продиктовать. Только бы она подняла.
Трубка черная и холодная, металлические кнопки цокают при нажатии, несколько секунд я слушаю тишину. Лёля не верит в такие штуки, а я – придумала себе невидимый канат. Бывает, как в спортзале, зацеплюсь за него, и не отпускаю, пока кто-нибудь меня не стащит. Эдик называет это расстройством, но не уточняет каким.
«Катюха, ты расстроена немного, вот и все», – говорит он.
Но СКАЧАТЬ