Было бы замечательно, если бы этим всё и решилось. Материнский голос, выстилающий дорогу из дома для дочери. Блондинка-пловчиха садится в самолет – пока-пока.
Неделю спустя, когда прислали документы на подпись, отец был на работе. Подписывала мама. Я помню, как, обалдев, следила за ее рукой. У нее был красивый почерк. Затем она положила бумаги в конверт, взяла ключи от машины и сказала мне: «Пошли». Со своим алкогольным южным говорком. В своем универсале. Пока мы ехали на почту и она опускала мою свободу в щель синего металлического почтового ящика, я чувствовала к ней почти любовь.
Остаток июля он бушевал. И август тоже. Каждый вечер, вернувшись с работы, он находил новый способ наполнить дом яростью: пространство сотрясалось от унижения, а две маленькие женщины терпели и терпели. Иногда я думаю, что он мог одну из нас убить. Но я не боялась. Под защитой моей комнаты я чувствовала пульсацию стен.
Тем летом в приступе гнева отец швырнул однажды тарелку в раздвижную стеклянную дверь. Я думала, она разобьется, но ничего не произошло. В один из вечеров он разорвал в клочья мою сумку для плавания и зашвырнул куда-то костюм и очки. В другой раз он преследовал меня до двери моей спальни. Я чувствовала его слова на своих пылающих плечах. В дверном проеме он остановился. Когда я повернулась к нему, отец трясся от злости. И он сказал: «Вот это – контроль. Я контролирую себя. Но ты даже не представляешь, на что я способен». Мы смотрели друг на друга.
Я подумала: а это – твоя дочь, и она уезжает, ублюдок.
Но в другие дни он превращался в человека, чьи желания принимали уродливые формы. Чем ближе к моему отъезду – тем больше. Однажды вечером в августе, когда дождь барабанил во всю мощь, он усадил меня на диван в гостиной. Обнял за плечи. Его большой палец сверлил мою руку, описывая жуткие круги. Голос у отца был спокойный до невозможности.
И он начал рассказывать мне о том, что парни захотят сделать со мной, как они запустят свои грязные пальцы ко мне под юбку и раздвинут ноги, и станут трахать пальцами. Как они залезут мне под рубашку и будут ласкать мои соски и тискать груди. Сосать их. Какими отвратительными будут парни, их руки, их горячие бедра и дыхание, их желание вдуть и отодрать. И что они будут делать своими членами – я сидела рядом на диване и ощущала его жар, а он не глядя трогал свой член. Я покрылась мурашками, сцепила зубы. И он говорил, как я должна набраться смелости говорить «нет» и как я должна найти в себе эти силы, помня о том, что я его дочь, а он – единственный мужчина в моей жизни.
В голове пронеслось: он сумасшедший. Вот почему надо уезжать немедленно.
О том, чтобы уйти, я думала и раньше. Обычно спонтанно, но еще и в тот год, когда мама пыталась покончить с собой, а сестра отважно вернулась из святилища высшей школы, чтобы узнать, не хочу ли я уехать с ней. Мне было шестнадцать. Ее появление и сам вопрос – этого мне непостижимым СКАЧАТЬ