Недоразумение в Москве. Симона де Бовуар

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ романтики. Пускаться в приключения он мог бы и сейчас, ничто не мешало. В один прекрасный день Николь заявила, что слишком стара для постельных радостей. (Абсурд, он любил ее сегодня все той же всепоглощающей любовью, что и раньше.) Таким образом, она вернула ему свободу. На самом деле, она по-прежнему оставалась ревнивой – а у них уже слишком мало времени, чтобы тратить его на ссоры. И потом, несмотря на гимнастику и строгий контроль за весом, собственное тело ему больше не нравилось – совсем не подарок для женщины. Он не страдал от воздержания (разве что задумывался порой, видя в этом безразличии признак своего возраста). Но без радости говорил себе: «Все кончено. Мне больше не уготовано в жизни никаких неожиданных радостей». И вот – Маша.

      – Твой муж не рассердится, что мы похитим тебя у него? – спросил он.

      – Юрий никогда не сердится, – весело отозвалась Маша.

      Судя по их разговору в «Праге», с Юрием ее связывала скорее дружба, чем любовь; но все же удачно сложилось, что он ей вполне подходил: она вышла замуж скоропалительно, чтобы остаться в СССР, глубоко разочаровавшись в среде, где вращались ее мать и отчим, и в капиталистическом мире в целом. Эта страна стала ее страной: отчасти поэтому она так много значила в глазах Андре.

      – Как обстоят дела в этом году в культурном плане?

      – Как всегда: сражаемся, – ответила Маша.

      Она принадлежала к лагерю, который называла либеральным, боровшемуся против академизма, догматизма, пережитков сталинизма.

      – И побеждаете?

      – Иногда. Ходит слух, что некие ученые готовятся разгромить в пух и прах святую и неприкосновенную идею диалектики природы; это была бы большая победа.

      – Хорошо, когда есть за что бороться, – вздохнул он.

      – Ты тоже борешься, – живо отозвалась Николь.

      – Нет. Не борюсь с Алжирской войны[2]. Я пытаюсь помогать, а это не одно и то же. К тому же все это почти всегда впустую.

      После 62-го он утратил сцепку с миром и, наверно, поэтому так метался. Бездействие угнетало его. От бессилия – бессилия всех французских левых – он порой впадал в уныние. Особенно утром, просыпаясь: тогда, вместо того чтобы встать, он закутывался в одеяла, натягивал на голову простыню и так лежал, пока не вспоминал о срочной встрече и не вскакивал с постели.

      – Тогда зачем ты это делаешь? – спросила Маша.

      – Не вижу никаких причин этого не делать.

      – Ты бы мог работать для себя. Эти статьи, о которых ты говорил мне три года назад…

      – Я их не написал. Николь тебе скажет, что я старый лентяй.

      – Да нет же! – вмешалась Николь. – Ты живешь так, как тебе хочется. К чему себя насиловать?

      Она действительно думала так? Она больше не донимала его, как прежде, но, наверно, СКАЧАТЬ