Несчастливые люди. Алексей Петрович Бородкин

Чтение книги онлайн.

      – Не говори чепухи! – сказал. – Аркашка идеалист. Он запоздал родиться – ему был уготован век поэтичный, восемнадцатый… или девятнадцатый, на худой конец. Но что-то в небесной канцелярии пошло не так. – Полубесок тряхнул космами. – И вот, скажи мне, как после этого верить в бога? А?.. Нет?.. Аркадий превозносит женщину. Ставит её на пьедестал, а потом молится.

      – Зачем?

      – Вот и я говорю, зачем? Аркаша, говорю, женщины – они из плоти и крови, они почти, как люди, и живут среди людей. В них не более святого, чем в тюбике краски! Есть у тебя твоя Лидка – люби! Боготвори! Рожай детей, я не знаю, что там ещё полагается? В придачу, тёща и малиновое варенье… в тазике… сентябрьским полднем.

      – Июльским, – поправил Николай Дмитриевич.

      – Что июльским?

      – Малина бывает в конце июля.

      – Тебе видней.

      – Стало быть, жены Аркадий не любил?

      – Трудно полюбить такую, – резонно ответил Полубесок, – рохлю. Лидка на годах совсем размякла. Хотя… она такая баба, как глина. В умелых руках принимает любую форму. Может стать королевой.

      Полубесок похлебал пельменей. Часто останавливался, поглядывал на картину, хмурился. Николай Дмитриевич понял, что идёт противостояние художник—картина.

      Спросил:

      – А лотерейный билет?

      – А что лотерейный билет? – Полубесок оторвался от кастрюльки. – Чепуха это. Шутка. Розыгрыш.

      – Что значит, розыгрыш? Не понимаю.

      – Да нечего и понимать. Аркашка уже порядочно нализался, потребовал вальс, содрал с Пахеля галстук, двинул его по морде… стал уверять, что и вовсе набьёт ему лицо… смех, да и только.

      – Кто такой Пахель, – вопросил Николай Дмитриевич.

      – Ну, Пахель… – Полубесок несколько раз сжал и разжал кулак на вытянутой руке, словно сдавливая в нём губку или жменю незрелого сыра. – Как тебе объяснить… Индир Пахель – он везде. И всегда. Он нужен для удовольствия и размножения, неизбывен, как вши. Он работает на телевидении. У него стереофонический магнитофон и свежие записи.

      Вверху что-то лязгнуло, крепко и массивно, будто проломилась кровля… потом по заиндевевшей шкуре затылка прокатился комок – громкий и колкий… жгучий, словно крапива… Николай Дмитриевич инстинктивно втянул голову в плечи и пригнулся, поглядывая в потолок. Полубесок успокоил, сказал, что опасности нет, что это с антенны оторвался кусок льда и покатился по крыше:

      – Металлом крытая, – усмехнулся. – Медь и сталь. Позапрошлый надёжный век.

      В полусекундной паузе, художник ещё раз стрельнул зрачками на картину, сказал, что гость его утомил:

      – Тебе не пора домой, дядя? Ты назойлив.

      – Я уйду, – обещал Николай Дмитриевич. – Только расскажи по билет. Просто расскажи, чтобы я знал. Правду расскажи.

      – Ах, ты боже мой! – огорчился Полубесок, опять закудахтал по карманам в поисках курева. – Я ж тебе уже говорил. СКАЧАТЬ