Мои воспоминания. Под властью трех царей. Елизавета Нарышкина

Чтение книги онлайн.

«Трехцветный флаг совершил путешествие по всему свету, тогда как красный флаг путешествовал только по Марсову полю» (фр.).

«июньские дни» (фр.).

Корпия (от лат. carpo – щипать) – нащипанные из тряпок нитки, употреблявшиеся при перевязке ран.

«барабанный бой, сигнал сбора» (фр.). Ср. в русском военном лексиконе «генерал-марш» – барабанный бой, служащий сигналом для выступления армии в поход.

Сохранилось письмо Гапона к Е.А. Нарышкиной, написанное в пору, когда он заканчивал образование в духовной академии, служил священником в приюте Общества Синего креста и преподавал Закон Божий в Ольгинском приюте для бедных. С помощью митрополита Антония и, вероятно, не без протекции Нарышкиной, летом 1903 г. он был назначен священником пересыльной тюрьмы. Приводим письмо целиком: «Ваше Высокопревосходительство, глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна! Осмеливаюсь послать свой рассказ, скорее чистосердечную исповедь во всех своих прегрешениях, имеющих отношение к одному из приютов Синего креста. Прочитав своего рода страницу из книги моего бытия, Вы увидите (если уже не догадались) ту психологическую причину, а также представите и то психологическое состояние, в котором я очутился, желая рассказать Вашему Высокопревосходительству свое дело в общих чертах. Это – попытка избежать неизбежное, т.е. не говорить нечто худое об одном представителе общественной благотворительности, в котором я к сожалению горько разочаровался. Как-то совестно было вводить Вас в мир грязных сплетен и интриг, возросших на почве благотворительности и среди благотворителей, и в то же время как-то опасно было, защищая себя, явиться в Ваших глазах выпустившим из виду заветы Христа: не судите, да не судимы будете. Глубокоуважаемая Елизавета Алексеевна, искренне Вам говорю, все происшедшее оставило в моем сердце неизгладимый след, неизгладимое во мне впечатление. Впервые я увидел, как трудно бывает узнать людей и их дела и как, подобно испорченному, но крепкому ореху, они бывают горько-противны человеку, еще не искушившемуся в сей жизни, но раскусившему их. Впервые отверзлись мои духовыне очи, и я увидел, как люди умеют ловко плыть по житейскому морю и как они, подобно летучей мыши в известной басне, то лицемерно парят в вышине, то лицемерно опускаются на грешную землю с целью якобы помочь нести тяжелый жизненный крест страждущему своему ближнему; а между тем со взором коршуна и с наклонностями вампира зорко бросают взоры вокруг себя и с талантливостью, достойной лучшего дела, зачастую когда и пред кем им нужно нагло и лживо освещая поступки и незначительные ошибки брата своего, стремятся на развалинах чужого несчастного счастья создать себе чуть ли не памятник мнимого величия и славы. Верите ли, Ваше высокопревосходительство, теперь иногда я как бы ощущаю ту страшную борьбу, которая ведется точнее не за существование прямо, а из-за создания своих собственных алтарей своему собственному пустому эгоизму; как бы слышу стоны и предсмертное хрипение побежденных. Страшно! Страшно и за себя… и думаешь, как нужно быть осторожным и осмотрительным… и невольно понимаешь, что нет у тебя поддержки более сильного и верного среди тебе подобных. Только теперь начинаешь сознавать, что такое распятый Христос для мира, давший последнему возможность хотя сказать: “Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение”. Правда, на земле пока нет мира, нет и благоволения между людьми, но сам Христос и Его Святейшая кровь служит кормчим и балластом, благодаря чему корабль человечества, плывущий среди громадных бушующих волн неверия, голода, холода, лжи, зависти, насилия… не потонет – наоборот является твердая надежда, что когда-нибудь человечество может быть уже обновленным, достигнет тихой пристани и радостно вместе с ангелами оно, увидя воочию Христа, воскликнет дивную ангельскую песнь: “Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение”. Да будет. Да будет Спаситель и с Вами. Пусть он Всемилостивый почаще возбуждает в Вашей душе светло-тихое настроение, которое так благотворно, лучше всякого лекарства, действует и на организм человеческий. Заканчивая свое несколько многословное письмо, я осмеливаюсь сказать Вам “спасибо” за вчерашний добрый Ваш прием меня, за то, что Вы меня еще не забыли. Адрес мой: Духовная Академия, где я состою на последнем курсе. Что будет весной, когда я окончу, не знаю. Но хотелось бы остаться на службе в Петербурге. Владыка митрополит Антоний, по-видимому, не внял наветам моих врагов. Не знаю. С глубоким уважением и почитанием остаюсь. О. Георгий Гапон. 22 дек[абря]. 1902. NB. Правдивость фактов, указанных в рассказе-исповеди проверена и подтверждена негласным следствием» (печатается по: Нарышкин А.К. В родстве с Петром Великим. Нарышкины в истории России. М., 2005. С. 538—539). Гапон оставил о Е.А. Нарышкиной следующий отзыв: «Я имел случай наблюдать жизнь высшего общества и нашел ее далеко не завидной. Как в разговорах своих, так и в поступках люди эти никогда не были искренни. Вся жизнь их была нудная, скучная и бесцельная. Их интерес к благотворительности был порывист и поверхностен… Тем не менее, в обществе этом была женщина, которую я глубоко уважал. Это была Елизавета Нарышкина, старшая гофмейстерина при императрице, дама высшего аристократического круга, весьма любимая царем и императорской фамилией. Женщина добрая и умная, она была основательницей многочисленных благотворительных учреждений, вполне удовлетворявших своему назначению. Она часто приглашала меня к себе, и мы подолгу разговаривали. Благодаря ей я стал идеализировать императора Николая II. Она рассказала мне, что, когда он был ребенком, она носила его на руках и на ее глазах он вырос; она уверяла меня, что знает его как своих детей, и отзывалась о нем как о действительно добром, честном человеке, но, к сожалению, совершенно бесхарактерном и безвольном. В моем воображении создался образ идеального царя, не имевшего только случая показать себя, но от которого только и можно было ожидать спасения России. Я думал, что, когда наступит момент, он покажется в настоящем своем свете, выслушает свой народ и сделает его счастливым» (Гапон Г. История моей жизни. М., 1990. С. 27—28).

В сохранившемся фрагменте чернового варианта воспоминаний Е.А. Нарышкина пишет более определенно и резко: «Вспоминая это время, я невольно грустно сравниваю поступок monseigneur Affre с иным, проявленным нашим духовенством во время мятежа в Петербурге 9 января настоящего года. Как высоко могли показать себя наши иерархи, выступив посредниками между обманутыми рабочими и правительством царским. Во время всеобщего смятения одно духовенство спало мертвым сном, из среды его слышно раздавалось одно только имя Гапона. Ни о. Иоанн, который сам говорит <…> государю: “Ваш народ меня любит”, и к которому вся Россия стекалась с верой в силу его молитвы <…>, ни митрополит Антоний, очень популярный среди народа, – не подняли голоса, не пришли на помощь к этим бедным овцам, чтобы помочь им разобраться во всем» (РГАДА. Ф. 1272. Оп. 1. Д. 1088. Л. 7 об.).