Дзумудзи улыбается. Про него сейчас молчат, хотя раньше в ходу были шутки о бессильном божке, который не в состоянии удовлетворить страстную жёнушку.
Меня снова пробирает дрожь. Пот течёт по лицу, внутренности скручивает в узел… Потом вдруг отпускает. Я вздрагиваю, заметив руку Дзумудзи на моём животе.
Бог усмехается и убирает ладонь. Молча.
Над толпой взлетает: “Слава Саргону! Слава нашему щедрому повелителю!” И звук катящихся по мостовой бочек.
– Решил превратить честование Шамиран в попойку? – Дзумудзи отодвигает занавеску и морщится.
– Ей бы понравилось.
Бог в образе мальчика закатывает глаза и тянется за золотой чашей с мёдом. На ней – письмена страны Чёрного Солнца. Что-то про удачу и благоденствие. Я бы не стал оттуда пить. Но Дзумудзи отравить человеческим ядом невозможно, я отлично это помню. Не раз пытался.
– Зачем вы здесь, о великий? – снова спрашиваю я. Чем скорее он соблаговолит признаться, тем спокойнее мне будет.
Дзумудзи облизывает перепачканные в меду губы.
– Захотелось поболтать, прежде чем вы все сгинете.
– Сгинем? – удивляюсь я.
Дзумудзи хохочет – его смех ввинчивается в уши, словно кинжал, который всё поворачивают и поворачивают, чтобы клинок вошёл глубже.
Тем временем паланкин проносят через Лазурные ворота. Ягуары Шамиран, украшающие створки, скалятся так похоже на настоящих, что я словно наяву слышу их рычание. “Не бойся, они совсем-совсем ручные, – всплывает в памяти сладкий голос богини. – Как и я”. Шамиран была какой угодно, только не ручной. А её ягуары не раз пытались растерзать даже Дзумудзи. При мне.
– Вы хотите жертву, о великий? – нарушаю молчание я.
Шамиран запрещала человеческие жертвоприношения, но когда она исчезла, я посвятил себя Мардуку, и порядки в Уруке изменились.
По лицу мальчика пробегает тень, черты плывут, делаются старше… На мгновение. Потом Дзумудзи, отодвинув занавески, смотрит на статую Шамиран в фонтане посреди площади и усмехается.
– Подаришь мне своего сына, Саргон?
Я едва не смеюсь от облегчения.
– Живым или мёртвым?
Дзумудзи поворачивается ко мне, смотрит с любопытством.
– Есть хоть что-то, что ты ценишь больше собственной шкуры, смертный?
Значит, это была всего лишь божественная шутка. Жаль. Я было уже представил, как устрою из жертвы никчёмного царевича спектакль и получу покровительство самого господина бури.
Дзумудзи презрительно морщится и прикладывается к чаше. Жмурится от удовольствия, мальчишеские черты снова плывут, а мне чудится запах дыма. Но нет – когда чествуют Шамиран, в воздухе витает только аромат мёда и цветов. Дзумудзи не посмеет осквернить праздник жены даже такой малостью, не то что моей пыткой.
Однако СКАЧАТЬ