Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий. Валерий Шубинский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ полюсов сознания и творчества. Второй – это, напротив, упоение собственными одиночеством, безлюбием, обреченностью и связанной с ними свободой. С ностальгией припоминаемые былые “лирические речи”, “радости любви простой” и нынешнее “уединенное презренье”, родственное вдохновению, которое зовется “святыней”, сталкиваются в одном стихотворении. И это лишь ранняя, несколько наивная интерпретация той внутренней раздвоенности между “человеческим” в себе (мягким, чуть-чуть инфантильным, не свободным от сентиментальности) и высоким, вечным, космическим, требовавшим отречения и беспощадности. Где-то на сломе этих двух “я” рождалось знаменитое остроумие Ходасевича, в их единстве – его лирика.

      Этот пафос гибельной избранности кажется ницшеанским, но в том преломлении, которое характерно для Ходасевича, он старше Ницше. Можно вспомнить о “русском байронизме”, под знаком которого прошла юность Пушкина и Лермонтова.

      Впрочем, если говорить о непосредственных предшественниках Ходасевича-поэта в первой половине XIX века, то это, конечно, в первую очередь Евгений Баратынский. Переклички с ним уже на рубеже 1910-х годов многочисленны и явственны.

      Вот одно из вершинных стихотворений позднего Баратынского:

      На что вы, дни! Юдольный мир явленья

      Свои не изменит!

      Все ведомы, и только повторенья

      Грядущее сулит.

      Недаром ты металась и кипела,

      Развитием спеша,

      Свой подвиг ты свершила прежде тела,

      Безумная душа!

      И, тесный круг подлунных впечатлений

      Сомкнувшая давно,

      Под веяньем возвратных сновидений

      Ты дремлешь; а оно

      Бессмысленно глядит, как утро встанет,

      Без нужды ночь сменя;

      Как в мрак ночной бесплодный вечер канет,

      Венец пустого дня!

      А вот Ходасевич – “Душа”, стихи 1908 года:

      О, жизнь моя! За ночью – ночь. И ты, душа, не внемлешь миру.

      Усталая! К чему влачить усталую свою порфиру?

      Что жизнь? Театр, игра страстей, бряцанье шпаг на перекрестках,

      Миганье ламп, игра теней, игра огней на тусклых блестках.

      К чему рукоплескать шутам? Живи на берегу угрюмом.

      Там, раковины приложив к ушам, внемли плененным шумам –

      Проникни в отдаленный мир: глухой старик ворчит сердито,

      Ладья скрипит, шуршит весло, да вопли – с берегов Коцита.

      Стихотворение Ходасевича замечательно (оно выше всего, написанного им прежде, кроме “В моей стране”), но при этом перекличка с Баратынским очевидна: Ходасевич пишет как будто по канве своего предшественника. Если у Баратынского внешний мир ограничен, тесен, но подлинен, а “возвратные сновидения” – это (вполне возможно) образы этого же бедного мира, по второму и третьему разу являющиеся к уже изведавшей их душе, то Ходасевич переосмысляет расхожую фразу “мир – театр, люди – актеры”, уличая внешние страсти в поддельности. СКАЧАТЬ