Неостающееся время. Совлечение бытия. Владимир Курносенко
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Неостающееся время. Совлечение бытия - Владимир Курносенко страница 3

СКАЧАТЬ пыл их, «досвидания-мальчиков»[4], был сродни использованному с противной стороны гитлерюгенду…

      Наверное, это, про гитлерюгенд, была и у Балтера лишь одна из вырвавшихся в горький час «правд» о войне.

      Но и у Оли, у затейщицы небывалого того обсуждения, была выбрана из этой балтеровской сердцем выпетой вещи, исчленена была одна не затрагивающая ничьих тонких политик заповедно-важная нить.

      Героиня повести восьмиклассница, и ей, как Джульетте, нету еще и пятнадцати, и вот она смиренно без малейшей заботы о себе, отдает девичье-детскую невинность свою уходящему на фронт Ромео…

      Что конкретно говорилось там, за стеною, по этому поводу, ведомо только девочкам из тогдашнего 9 «а» да, быть может, еще Духу Божьему, витавшему по-над их партами, но только мысль по-серьезному и субстанционально, так сказать, поговорить не над спущенной облоно темой, а по-живому и для живой же себя, принадлежала, я уверен, Оле.

      В девятом классе пришел новый директор школы, молодой последователь известного педагога-новатора Сухомлинского.

      Сухомлинский полагал, что изобличать и репрессивно выкорчевывать из детей «плохое», чтоб оно не разбухало, не надо, – надо развивать и способствовать росту «хорошего», и тогда, разрастаясь, оно самостоятельно, само по себе вытеснит помаленьку «плохое».

      И вот пошли у нас всякие поддерживающие рост «хорошего» праздники.

      Праздник «чести школы» (не помню, что это).

      Спортивный праздник – школьные олимпийские игры.

      Праздник… э… песни… Да, Праздник песни. Именно так.

      Новый директор сам повел в нашем 9 «б» русский язык и литературу, и за все годы ни-шатко-ни-валкой учебы моей литература в школе начала мне потихонечку нравиться.

      Эдак как-то бодро, подбористо он, неплохой волейболист, ходил туда-сюда между рядами парт наших, помахивал согнутою рукой и читал:

      Я лежу, —

      Палатка

      в Кемпе «Нит-Гедайке»… —

      без усилья попадая в ломано-неясный будто бы, а в реалии грациознейший, из черненого несгораемого серебра кованный ритм…

      С Маяковским у них, у нашего директора В.А. и поэта революции, обнаружилась одна задача – уговорить себя и всех, кто соглашался слушать, что хамский, блефующий и духовно беспомощный режим, не поперхнувшись сожравший всех без исключенья детей своих, способен по глубочайшему их хотению и по щучьему велению переделаться в великодушный и понимающе-человечный.

      Умри, мой стих, —

      безукоризненно в интонации читал нам В. А., —

      Умри, как рядовой,

      Как безымянными

      на штурмах

      мерли

      наши…

      Отец его в тридцать седьмом был арестован по пятьдесят восьмой и сгинул где-то в ГУЛАГе еще до войны.

      Его вырастил отцовский друг.

      Сам же он, трактуя человеческое существование диалектически-марксистски, в практической жизни вел себя как СКАЧАТЬ



<p>4</p>

Из сотни отправленных по мобилизации на фронт солдат 1924 года рождения уцелело трое.