.

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Любой наш фирменный сорт на выбор. У нас хорошее пиво. Берет призы на выставках.

      – Не сомневаюсь, – сказал он. – Но сегодня мне совершенно точно не захочется пива.

* * *

      – Это Штернберг. Вон то полотно. Большое, с плотогонами. Эмигрировал в семьдесят четвертом, сейчас в МОМе висит. Видите, какой мазок? Крупный, плотный.

      – Пастозный.

      – Да-да, совершенно верно. Пастозный. Вон то – Жук. Тоже уехал, только в Израиль. А вон тот, дальше, – Цвинтар. Вон те цветовые пятна. Психоделика. Графика? Это Кузнецов. Умер в психушке в семьдесят шестом. И перед смертью все рисовал, рисовал… ему подсовывают бумагу, а он рисует. Дарил врачам, санитаркам. Верховцев, завотделением, неплохую коллекцию собрал.

      Выпуклые черные глаза, срезанный подборок, слишком длинная верхняя губа, два зуба торчат вперед. И правда, кролик. Когда Воробкевич говорил, у него дрожали брыли.

      Тайный масон?

      – Ах, этот? Широков. Приехал на лето из Питера, на пленэре поработать. И остался. Говорил, в Питере не то, совсем не то… Ему там мяса не хватало. Фактуры. Видите, какой горизонт? Он первый у нас использовал эффект рыбьего глаза. Рыбий глаз – это…

      – Я знаю.

      – Ну да, ну да. И сразу – подражатели, ученики. Школа. Мне повезло – я разглядел его рано.

      Евроремонт, да. Анфилада комнат и евроремонт. Но все равно – Шпет, такой Шпет. Разве что вместо театральных афиш плакаты выставок, с которых таращатся черно-белые бородатые лица художников. На видном месте грамота почетного гражданина города. Воробкевич был в потертой рыжей вельветовой куртке с черным суконным воротником, чуть великоватой и кое-где заляпанной старой масляной краской. Наверняка к куртке прилагалась соответствующая история. Он не стал спрашивать.

      – В шестидесятые все бурлило. И даже в семидесятые. У всех застой, а у нас, можно сказать, расцвет. Остров свободы. Но вас, как я понимаю, не интересуют семидесятые? Нет? Шестидесятые?

      Воробкевич, склонив голову набок, с надеждой заглянул ему в глаза.

      – Я занимаюсь двадцатыми. Баволь. Кароль Баволь. Вам это ничего не говорит?

      – Баволь, – сказал Воробкевич и смолк. – Сейчас, сейчас… Это не тот, который…

      Он терпеливо ждал.

      – Баволь! Ну конечно! Был такой чудак. Нищий безумец. Э… Талант. Почти гений. Непризнанный.

      Статус Баволя рос с каждым последующим словом.

      – На него можно посмотреть?

      – Да, – сказал Воробкевич после некоторой заминки, – да, конечно.

      Скорее всего, самые козырные висели в первом зале. Баволя тут точно не было.

      – Он в запаснике, – сказал Воробкевич наконец.

      Ах да, должен ведь быть запасник…

      – Я не всех выставляю напоказ. Его холсты… – Воробкевич запнулся, словно бы пробуя на язык, потом осторожно сказал: – Картоны?

      Воробкевич помнил, что Баволь у него есть, СКАЧАТЬ