Честные папоротники. Виталий Шатовкин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ свою очередь теряющей свой ритм и метр благодаря графическому сращению с третьей строкой и т. д.

      Благодаря этому (в общем-то, простому, почти механическому приему) в восприятии стихотворения читателем возникает некоторое зияние, некоторый зазор – следуя в первую очередь графике, он читает стихотворение, написанное верлибром, а следуя слуху, прислушиваясь к рифмам, он начинает слышать внутри верлибра еще и организованное регулярное стихотворение, которое словно «протаивает» сквозь свою верлибрическую основу. Простой прием «неправильной графики» приводит к тому, что слух читателя угадывает сразу два одновременных звучания, два «исполнения» одного и того же текста, который начинает мерцать и двоиться, как по ритму, так, в связи с этим, и по своему поэтическому смыслу, ибо, как все мы знаем, смысл слова в поэзии связан с его ритмическим контекстом, его напевным произнесением.

      В силу этого слова и их смыслы в поэзии Шатовкина также начинают петь на два голоса, сдвигать самих себя – каждое слово стремится обнаружить и продемонстрировать свой смысловой зазор, некоторое смысловое зияние внутри себя самого.

      Пользуясь сравнением, можно сказать, что трещина, возникшая в стекле стихотворения, пошла не только в его длину, но стала ветвиться, множась, подробно мельчая, охватывая и заполняя всю его плоскость, каждый мельчайший фрагмент. У слова стихотворения, как и у самого стихотворения, возникает «двойник», не очень-то на него похожий, или, выражаясь точнее, вторая ипостась, словно обусловленная другой точкой обзора с иной перспективой, другой «точкой сборки».

      Немного преувеличивая, можно сказать, что мы имеем дело с процессом шифровки и дешифровки смыслов и ритмов, процессом припрятывания, сокрытия, пряток:

      Прятки в Пьяном лесу

      За каждым тень тянулась словно бант, но неохотно

      двигались близняшки – их спринт напоминал

      седло кобылы, прижавшейся к обочине

      лесной. На фоне шелеста сырых

      берёз и клёнов – блеснёт стеклом слоёным водоём

      и понесёт тебя за угол дома. Дай сил не стать

      мишенью для клевца, в просак попасть

      застуканным на месте – считать

      до ста, заучивая песню. Пока вокруг не рассекретят

      блеф – притворствуй, будь похож на реверанс,

      на камушек в расстегнутых сандалиях —

      дай сумеркам унять твою фигуру:

      лес Пьяный, как заполненный сервант – сверкнёт и

      обовьёт мускулатуру. Кто вышел из игры – тот

      херувим с распахнутым во рту собачьим

      лаем – здесь в сетках панцирных

      и свита, и звезда: кто проиграл,

      тот больше не играет, но

      ловит дым и чует

      -–

      провода.

      Здесь в обличии верлибра прячется «белый стих» написанный традиционным пятистопным ямбом, а смыслы слов, благодаря упомянутому приему с графикой, образуют сетку трещин и значений, которая выполняет роль сокрытия-обнаружения, структурно тождественную игре в прятки.

      Введение простейшего приема – графического сдвига – приводит, как мы видим, к далеко идущим последствиям. Игра – это прятки смыслов, игра в прятки – это прятки смыслов и самих их носителей вдвойне. Все это присутствует в поэтике Шатовкина. Но в ней существует еще одна форма пряток – это сон и как предельная их форма – сон детский, заново организующий смысловое положение спящего – мы его видим, а он нас не видит, мы здесь, а он и здесь, и – там; то, что видит он, мы видеть не можем. Смыслы здесь также двоятся, образуют некоторую, близкую к сакральной, границу, спящий человек всегда иномирен, всегда обнаруживает зазор и зияние в нашей повседневности:

      в районе локтевого сгиба —

      кирпич влетающий в окно – на берег

      выпавшая рыба. Кровит её надорванный плавник, пока

      вокруг срастаются краями – тень шторки и ночной

      кошачий крик – не покидай убежище своё в

      надежде перепрятать страшный сон

      и рассказать о нём наутро маме.

      Вообще же, тема детства, детского сна, детских игрушек, детской болезни – постоянна в книге «Честные папоротники». И здесь различим еще один классический зазор: взрослый-ребенок. Фантастика детских снов и душных кошмаров пронизывает почти сюрреалистические образы и видения стихов. Многие из них посвящены той или иной детской игрушке, часто в сновидческом аспекте восприятия:

      Похожий – на нательный,

      медный

      крестик, игрушечный фанерный самолётик, нечаянно

      забытый в крепком сне: вы с ним – раз в год —

      закрылками сомкнётесь, чтоб вместе

      вспомнить о случившейся

      -–

      весне.

СКАЧАТЬ