Из моей тридевятой страны. Елена Айзенштейн

Чтение книги онлайн.

      топчу траву.

      Поэт-беглец, уехавший в Ялту под натиском обстоятельств, рисует свое существование как переносимое, но лишенное гармонии и любви: «скрипач выходит, музыка не длится, и море все морщинистей».

      Как и все сборники Бродского, за исключением «Новых стансов к Августе», «Часть речи» открывается рождественским стихотворением «24 декабря 1971 года», одним из лучших на тему Рождества, – «В Рождество все немного волхвы…». Это удивительные стихи, которые сочинены с двух точек зрения: в них очень живо переданы и мгновения неверия, страха, отсутствия божественной помощи – и вдруг пространство озаряет «свет ниоткуда», знаменующий неизбежность чуда, постоянство волшебного воздействия «механизма Рождества». Употребив столь несвойственное христианскому событию слово – механизм, Бродский говорит на языке своего автоматического, атомного века, считая Рождество событием повторяющимся, неизбежным, подчиняющимся математическому, физическому закону. «В Рождество все немного волхвы» (2, 281) – первый стих определяет тональность всего стихотворения, утверждая всечеловеческую суть праздника: «каждый сам себе царь и верблюд». Первые три шестистишия рисуют предпраздничные, предновогодние хлопоты, несмотря на то, что в СССР давно умы и души граждан далеки от Христа, «не видно тропы / В Вифлеем из-за снежной крупы», Бродский высказывает парадоксальную мысль близкую концовке «Двенадцати» Блока: тропы к Христу не видно, но это не значит, что ее нет,. «…даже зная, что пусто в пещере», неверующие жители города снуют по магазинам, торопятся куда-то с подарками, как древние волхвы. Самое потрясающее: изображая внешние приготовления к празднику тех, для кого пещера пуста, Бродский, усугубляя обстоятельства, уточняет не просто несуществование для неверующих пещеры, но и всего рождественского мифа. Само перечисление того, чего для обывателей нет, но что для Бродского истина и чудо, превращает перечисление образов Рождества в свидетельство о вере поэта, о горечи безверия и отсутствия любви Богоматери: «ни животных, ни яслей, ни Той, / над Которою – нимб золотой». То есть нимб золотой над Марией есть в иной реальности, где нет всех этих спешащих по магазинам людей. Надо сказать, глядя на происходящее немного сверху, с улыбкой, автор совсем не судит их за жадность, потому что «разносчики скромных даров» заботятся о любимых близких, которых они накормят и одарят. Обаяние повествования Бродского в двух взглядах на Рождество: обывательском и авторском. Авторская отделенность от неверующей толпы дана в следующем стихе, в назывном предложении, обозначившем небо как отсутствие Бога: «Пустота». Пустота так страшна для поэта, он так не верит в возможность отсутствия Бога и его Сына, что тут же добавляет: «Но при мысли о ней / видишь вдруг как бы свет ниоткуда». Не случайно после этого следует воспоминание об Ироде и его злодействах: «Знал бы Ирод, что чем он сильней, / тем верней, неизбежнее чудо». «В человеках видна издали» благая воля к торжеству праздника, потребность СКАЧАТЬ