Городские сны (сборник). Александр Станюта

Чтение книги онлайн.

      Последним арестантом в этой цепочке стал Лаврентий Цанава (Джанджгава). Он продержался дольше всех, с 1938-го по 1951 год. В тюрьму сел после смерти Сталина, в апреле 53-го. А в октябре 55-го умер в Бутырках или покончил жизнь самоубийством.

      «Они что, заведомых врагов впускали в свою систему? – не раз думал Сергей Александрович. – А для чего? Или тут был принцип домино: одних расстреливали другие, других – третьи и так дальше?»

      Люди всегда готовы выпустить вовне зло из себя, часто не сознавая этого, вот ужас. «Но есть и новое, – в который уже раз сказал себе Забелла. – Все чаще палачи вдруг получают статус жертвы. Об их же жертвах тогда вроде неуместно говорить».

      III

      Галинину под шестьдесят. А его дяде Боре, когда в поте лица работал в Минске, было тридцать шесть. Но что-то же в его племяннике, хоть отдаленно, но может его напоминать? Рост – ниже среднего? Фигура – плотная тяжеловатая? Ну, а лицо? Такое же вот круглое, полные щечки? Да нет, на фото того времени оно не полное; прямой недлинный нос, густая шевелюра из торчмя стоящих волос. Таким или похожим было лицо у человека, чья подпись перечеркивала жизни людей, которых он в глаза не видел, о которых ничего толком не знал.

      Каким он мог запомниться видевшим его в Минске на пике здешней деятельности – ревностной, с мощными выбросами адреналина в кровь, с бесперебойным внутренним моторчиком неиссякаемой энергии: работать и работать! Стараться и выкладываться, угадывать, искать и выявлять врагов, предателей, отступников, шпионов – замаскированных или возможных, может, не знающих даже еще о своей готовности вредить, шпионить. Всех изолировать и ликвидировать, досрочно, не дожидаясь явной их вины! Повсюду упреждать профилактически, не доводить предполагаемое до свершившегося факта. Не расслабляться, дело делать! Бдительности не терять!

      Кто это говорил: «поменьше рвения»? Какой-то исторический француз, нет, не Фуше, король тайной полиции, а Талейран, великий дипломат. Но дядя Боря, безотказный подданный тайной полиции советской, ретивый аппаратчик Иностранного управления НКВД Советского Союза, он был подсажен в Минск, брошен на Белоруссию на краткий срок и, может, чувствовал, что он очередной заложник инквизиторской машины, ее серийная деталь и больше ничего. И потому именно рвение видел главным для себя.

      Он был внутри этой машины с девятнадцати лет, когда она еще именовалась ВЧК. Он развил особенную активность при Ежове, возглавившем НКВД осенью 1936 года. Он родился в Забайкалье в семье мелкого собственника, служил с одиннадцати лет в частных магазинах Читы, но что-то повело его с братом Матвеем совсем к другим делам и интересам. Матвей в 30-х годах начальствовал над всем ГУЛАГом. Братья ступили на свою стезю осознанно и убежденно, шли по ней твердо, без оглядки.

      «А из тех, кто в Белоруссии ушел во тьму небытия после подписи Бориса Бермана с марта 1937-го по май 1938-го, – из тех людей кто-нибудь помнил, пусть недолго, его внешность?

      Не может быть, чтоб в дяде Боре СКАЧАТЬ