Жития убиенных художников. Александр Бренер

Чтение книги онлайн.

      Он оставил нам свою безвременную ошибку.

      А вот второе моё воспоминание о любимом художнике.

      В Алма-Ате на широкой асфальтовой площади стоял могущественный и подлый Дом правительства. Он был с византийскими колоннами.

      А по бокам его били струями в небо четыре гранитно-бронзовых фонтана. Окружены они были кустами благоухающей сирени.

      И всё это – под васильковым небом, в солнечной тёплой атмосфере, в незапамятные Средние века в Средней Азии.

      В один из этих фонтанов граждане пристрастились бросать мелкие монеты – на счастье.

      А мальчишки эти монеты из фонтана вылавливали и прикарманивали. Это составляло ихнее счастье, тоже ненадёжное.

      Как-то в жаркий полдень я в полном одиночестве залез в тот счастливый фонтан и увидел в нём медные копейки – на крем-брюле.

      Но тут я поднял голову, и вот: Калмыков в тяжёлом промасленном плаще и засученных штанах стоит предо мной в воде и тоже ищет.

      Древние бархаты его поникли, набухли, а лицо было тёмное, исхудалое.

      Показался он мне в первый момент страшен, как прокажённый.

      Однако заметив моё чрезвычайное волнение, он приосанился и скинул с плеч свою хламиду, бросил её на край фонтана.

      Теперь он стоял передо мной голый по пояс, нисколько не смущаясь своего тощего бледного тела. А я в те времена страшно стеснялся своего, да и сейчас стесняюсь.

      В следующую минуту гений искусства уже лез на каменное возвышенье фонтана – прямо туда, откуда взвивались в синеву роскошные струи.

      Он был ловок и проворен – я и сейчас вижу его рёбра, хребет.

      Вскоре старик стоял наверху в патрицианской позе, с чеканно поднятым к солнцу профилем Вельзевула.

      Мощная струя, извиваясь, почти сбивала его с ног, но он держался.

      Это было великолепное, архаическое видение – водяной Лаокоон!

      И всё только для меня!

      Таким и должно быть истинное Событие.

      А теперь третье и финальное воспоминание.

      Я забрёл в сосновый парк и сел на скамейку.

      Калмыков умер в 1967-м году, значит, мне никак не больше десяти.

      И я сижу, погружённый в незрелую грёзу.

      И тут опять вдруг вижу его, художника моего новобрачного, на соседней скамейке.

      Он рисует что-то на бумаге графитным карандашом.

      А рядом с ним лежит странная круговидная лоскутная сума, которую он носил на перевязи через плечо, совсем как странник из книги схимонаха Илариона «На горах Кавказа».

      И тут вдруг, как в сахарнопудренной сказке, идут мимо две чернобровые цыганки – большая в шали и крошечная цветастая девочка.

      У большой тоже есть сума на боку, а в руке – бутыль.

      Молочная то была бутылка – стеклянная, литровая.

      И обе цыганки пьют на ходу молоко из горлышка.

      И солнце светит.

      И СКАЧАТЬ