Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль. Сборник статей
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль - Сборник статей страница 4

СКАЧАТЬ изнанках неверия. Он не увидел ни в этих вывертах, ни в прямом отрицании религии ростки новых «символов веры», якобы идущих на смену устаревшему и уже не способному на реформирование христианству. В этом-то его «удивительная слепота» и «слабость»!

      3. Христианство нуждается в «улучшении» и «исправлении». Что могло бы помочь этой нужде? Утверждение свободы творческой личности в «абсолютном значении»? Эта звонкая формула допускает много интерпретаций. Какая из них удовлетворила бы критиков Булгакова? История философии знает многих и разных глашатаев творческой свободы человека. Среди них – тот же Ф. Ницше, яростно бунтовавший против подавления свободы «моралью рабов», то есть христианской моралью.

      Булгаков как-то по-интеллигентски называл этот бунт «теорией аморализма» и заявлял, что из ницшеанско-карамазовской философии нет пути, кроме как в безумие; драматическое столкновение ума и совести неизбежно приводит к личной трагедии человека[20].

      А. В. Луначарский, философский путаник, смешивавший в затейливом коктейле марксистские, позитивистские и ницшеанские идеи, парировал: «Ницше приветствовал свой аморализм как освобождение, как выздоровление», а его драма и трагедия вымысел Булгакова. «Болезнь есть болезнь, а больная совесть – болезнь гибельная, сопровождающаяся страшной растратой сил. Цель Ницше – освободить человека от этой болезни, в которой он видел нечто унизительное и грязнящее»[21]. Здоровый человек не знает мук совести, не теряет сил на сострадание – он без сомнений вступает в борьбу за то, что любит и считает справедливым. А уж что любить и что считать справедливым – это уж следует решать без подсказок морали или религиозной проповеди: «Полноте, – сказал бы Ницше, – эгоизм человекобога благодетелен, как гроза»[22].

      Подобные «тренды» мысли многократно подвергались проверке жизнью. Пожалуй, ни один миф не развенчивался историей так, как миф о «человекобоге» с его «абсолютной творческой свободой». То, что он жив и доселе, говорит о силе соблазна. И еще о том, что человечеству, скорее всего, придется еще не раз платить страшную цену за долголетие этого мифа.

      Но какое все это имеет отношение к «улучшению» и «исправлению» христианства?

      На это пытался ответить Л. Шестов. Он называл Ницше «первым, быть может, единственным, философом – врагом христианства как религии…, положившим все силы своей души на то, чтобы найти веру»[23]. Только освободив христианство от наследия и влияния «Афин», то есть рационалистической и моралистической традиции, идущей от античной эллинской философии, можно вернуть ему религиозное значение. Такое христианство должно было бы научить человечество и человека обходиться без костылей науки и морали, поддерживающих шатающуюся веру. О том, к каким последствиям для культуры вело бы это преображение христианства, я рассуждал в других своих статьях[24].

      Здесь СКАЧАТЬ



<p>20</p>

См.: С. Н. Булгаков, «Иван Карамазов как философский тип», в Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1993, с. 25.

<p>21</p>

А. В. Луначарский, «Русский Фауст», в С. Н. Булгаков: pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей. С.-Петербург, 2003, с. 395, 396.

<p>22</p>

Ibid, с. 397.

<p>23</p>

Л. Шестов, «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше», в Избранные сочинения. М., 1993, с. 108.

<p>24</p>

См.: В. Н. Порус, «С. Керкегор, Л. Шестов и проблема культуры», в Страницы, (2002), т. 7. № 4, с. 504–522; «В. Соловьев и Л. Шестов: единство в трагедии», в Вопросы философии, 2004, № 2, с. 148–159; Трагедия философии и философия трагедии (С. Н.Булгаков и Л.И.Шестов) (в настоящем сборнике).