это был за бой. Как же вокруг было красиво и страшно. Матросы не делали ни одного лишнего движения, капитан давал единственно правильные команды. Корабль уверенно маневрировал между японцами и двоих потопил уже. Но матросы наши гибли, несколько пробоин уже получил корабль и стал тонуть. Представьте себе – нас остался с десяток где-то, корабль горит, тонет, вокруг ад. Снаряды рвутся, товарищи наши гибнут. А мы с улыбками на губах делаем свою работу, стреляем из орудий, топим японцев, три уже корабля потопили, потому что знаем, за что бьемся – за веру православную, единственную святую. И вот из всего экипажа один я в живых остался. Встал на колени и стал Богородице молиться, чтобы спасла мою заблудшую душу. И тут полыхнул яркий свет, как во время грозы, только ярче, и в лучах света появилась Она. Красивее и светлее этой женщины я в жизни своей ни до, ни после не видел. Говорит она: «Что, отрок, пришел твой смертный час? Ты так думаешь?» Я отвечаю ей: «Какой же я отрок? Мужчина я уже. Вон сколько народу за свою матросскую жизнь поубивал». Она улыбнулась так, что лег я и зарыдал. А она и говорит мне: «Не время еще тебе на небеса идти. Должен ты главное в жизни совершить». Поплыло у меня все в голове, и потерял я сознание мгновенно. Очнулся в холодной воде. Вокруг обломки нашего корабля плавают. Японцев нет. Я прикидываю, сколько мне до берега плыть и понимаю – лучше мне было погибнуть в этом бою, ведь сейчас ждет меня мучительная, долгая смерть. Гляжу, лодка какая-то странная под парусом мимо меня плывет, на нем люди в диковинных красно-желтых одеяниях, если по лицам судить – японцы. Подняли меня на борт, напоили какой-то непонятной, но довольно вкусной жидкостью, накрыли одеялом. Недолго думая, я заснул. Проснулся и стал за ними тихонько так из-под одеяла наблюдать. Странный это был, я вам скажу экипаж. Сидели они все в необычных позах и не двигались. А лодка как бы сама собой шла. Я капитана-то сразу вычислил. У него глаза ярко голубые были, а у остальных – карие. Подошел я к нему, поблагодарил за спасение. По-русски. Думал, не поймёт он меня. Но он на чистом русском ответил мне: «Пожалуйста». Я спросил его, куда мы путь держим. Он сказал, что они – тибетские моряки, и что идем мы в ближайший порт, где стоит русская эскадра. Сел я на палубу и заулыбался от счастья. И вот так в сне-полусне я до самого порта и просидел. Когда увидел я родную эскадру, то капитан спросил меня, смогу ли я сейчас до берега доплыть. Я опешил и говорю: «Что же вы меня до берега не доставите?». Он отвечает, мол, нельзя им на берег, как и китам, нельзя. Если выйдут они на берег, то, как и киты не проживут на суше и часа. Поблагодарил, поклонился матросам этим необычным, перекрестился – и за борт. За два часа доплыл до своих. Рассказал, как все было, ничего не утаил. Доктор меня долго осматривал. Доктор на Макаренко был похож. Ну, написал он потом, что я от переживаний всех умом тронулся. Вот. А через два месяца я в родной деревне и оказался.
