я над тобой издеваюсь. Украв твой детский стих и присвоив авторство. Еще замаскировал свою выходку хештегами, чтобы выглядеть модным, хотя выглядеть модным и пожилым – невыносимо и неприятно. Но такая уж у меня работа. Призвание не выбирают. Миссию не выбирают. От нее полжизни бегают, а вторую половину жизни пестуют и лелеют, но это уже другая история. Хотя я очень хотел, очень хотел увидеть, как тебя трахают другие мужчины. Хотел пристроится невидимкой у изголовья кровати, дрочить и испытывать боль. Сильную, сладкую, позорную и изматывающую. Это не я тебя трахаю, это другой. Это не я. Почему не я? За что такая несправедливость? Господи, ну почему ты помогаешь не мне, а этому кретину? Потому что ты жадный. Ты вцепился в нее всеми своими восемью руками и не хочешь отдать ее миру, не хочешь отпустить ее. Отдай ее миру на растерзание, не защищай ее. Ведь твоя защита хуже смерти. Это небытие. Это остановка. Вечные семидесятые. Вечное ретро. Вечное возвращение. Отпусти ее, пускай она состарится и умрет, родится и снова умрет. И так бесконечное число раз. Настолько бесконечное, как бесконечность, когда в бесконечности пропадает сам смысл времени. Ибо весь смысл времени в конечности. И вот, однажды, на бесконечном витке повторений, ты останавливаешься и понимаешь, что из наблюдателя, простого наблюдателя, ты стал исполнителем, актером, реализатором потенциалов. Остановив время, ты вошел, наконец, в поток и перестал быть чем-то одним, став одновременно всем и ничем. Нет чувств, нет мыслей, нет эмоций. Это очень необычное состояние смотреть на мир из мириадов осколков огромного бесконечного зеркала. Смотреть на самого себя из мириадов осколков бесконечного, разбитого тобой зеркала и видеть из мириадов осколков все те же мириады осколков, которые отражают лишь сами себя. Искривленный единый мир, который никогда уже не станет изначальным безмятежным. Да он и не был никогда изначальным безмятежным. Всегда осколки отражали осколки, всегда ты сам смотрел на самого себя. Но зачем же ты на шкале ввел точку отсчета, «ноль»? Начало всех начал, вечное вранье. Да эта точка может быть на любом месте шкалы. На любом месте. В этом все дело. Достаточно лишь понять, что бесконечность, она находится не где-то там, вдали. Она находится именно в каждой точке на шкале. И от того назовешь ты ее нолем, единицей или еще какой другой цифрой, ничего не изменится. Бесконечность в каждой точке.
– Слушай, как на тебя все-таки подействовал телепатин. Я такой хуйни больше никогда и ни от кого не слышал. Даже от Т., хотя он, когда не под кайфом, мудак мудаком. Ты прям чемпион по производству хуйни. Жаль только нас никто сейчас не записывает, не пишет никто больше наши с тобой разговоры. Майор застрелил все-таки своего подчиненного, нервы у него не в порядке. Жена ушла к другому. Опять же, другая страна, Лондон этот, будь он трижды неладен, психанул человек. Выстрелил из пистолета в лицо своему подчиненному. И вот лежит тот в фургоне, лица у него нет. Майор быстро ретировался из фургона и сидит в пабе напротив, заливает свою тоску-печаль пивом. Кто-то услышал выстрелы и позвонил в полицию, сообщил, что слышал в фургоне, что припаркован рядом с магазином «Секонд Хэнд», какие-то подозрительные звуки похожие на выстрелы… И..
