Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ с ее губ и целую уже всерьез. Потом она ложится на траву. Я сверху. Звиздато!»

      «У меня уже стояк, я задираю ей юбку и тяну трусы с колготками вниз. Жопа и ноги у нее слизкие, все в малофье, а трусы вымазаны говном. Вокруг<censored> – густой черный волосняк».

      «Лизну, думаю, разок. Ради общего развития. Клитор – это вот он. По-любому это он, больше некому. Лизнул. Раз, другой, третий. А ниже, думаю, если? Ниже – это как? Биология. Что там в учебнике писали? Половые губы? Не похоже на губы. Да какая,<censored>,разница!»

      Вопрос на пять баллов: назовите авторов поименно. Вопрос на четыре балла: опознайте цитату из Селукова. Вопрос на три балла: найдите пять отличий. Ладно, хотя бы три.

* * *

      Паша, он за пельмени пишет: бульон с луком – типа отстой. За наших, с раена: кто кому присунул, кто кого отмудохал, кто конкретно беса гонит:

      «Елена Валерьевна, вы когда-нибудь хотели отрезать себе член и кинуть им в одноклассника? Хау ду ю ду? Лично я очень хочу».

      Не, ты не подумай, что Паша голимый чепушила. Все пучком, с головой дружит. Про зверей у него ваще мазево. Круче, чем по телеку, отвечаю:

      «За нами увязался бычок. Он был с рожками, без вымени, разговорчив и игрив».

      «Кошка мелкая, что крыса. Утром на ногу нассала. Левую. Сука ты, говорю, Анфиса. Подтер, дальше лег. Через полчаса проснулся обосранным».

      Ништяк, ага?

* * *

      Впору вернуться к тезису о смерти квалифицированного читателя. И вспомнить Чуковского, который в 20-е, примерно на том же культурном фоне, писал: «Необходимо помнить о шкале читательской восприимчивости. За пределом ее сколько чудес или ужасов ни нагромождай, до читателя они не дойдут».

      Селуков не морочит публике голову ни дерзкими идеями, ни прихотливыми сюжетами, ни психологическими изысками, ни извитием словес. Прозаический вариант рэпа, причем, не слишком качественного, вроде Хаски.

      Образец фабулы: «Витька Смерть, Коля Яйцо и Надька Манда стырили из аптеки ящик асептолина». Спойлер: до синей хаты не донесли, разбили.

      Образец душеведения: «Я не поддаюсь панике. Когда паника, я подрочить могу. Это с войны еще. Как бой, у меня стояк на двенадцать часов. Капитан говорил, что я психопат».

      Образец стиля: «Вместе пошли. Чай пить. С тортиком. Продрогли оба. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Лясим-трясим, тоси-боси».

      Но нулевое письмо – это, изволите видеть, не только о красотах слога. Нуль, он и в Африке нуль. Пустота. Торичеллиева. Апофатическая проза, поскольку любое определение несовместимо с ее природой. Зато полный простор для воображения: можно выдумать любые смыслы. Что, кстати сказать, несложно: в идейно аморфной среде всякая мелочь разрастается, как детский мячик в вакууме раздувается до размеров футбольного.

      Впрочем, время от времени П.С. принимается играть в трансгрессию, так это ж цыганочка с выходом – и язык немного богаче, и даже аллюзии откуда-то СКАЧАТЬ