Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». Е. А. Вишленкова
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому» - Е. А. Вишленкова страница 14

СКАЧАТЬ в которой обреталась новая чудотворная икона или учреждался монастырь. Наконец, их создавали посольские дьяки, сообщавшие в Москву практические сведения об увиденных народах и странах. Резные и живописные образы соседей творили крестьянские кустари – на забаву или на продажу. Сегодня образы «московитов» исследователь может отыскать не только в книгах, но и в графике, иконах, изразцах и прочих предметах искусства допетровской эпохи.

      Такой вариант производства знания антропологи называют «бытовой этнотизацией»[97], и он присутствует в истории многих стран. В этом отношении трудно согласиться с мнением В.А. Дмитриева о принципиально различных способах познания народов в Западной Европе и в России[98]. Вероятно, речь может идти лишь о специфических особенностях «нормы». Как и на «Западе», в России на поиски неизведанных земель и «новых народов» отправлялись не только правительственные, но и частные экспедиции торговцев и зверопромышленников. Известно, что во второй половине столетия к Тихому океану ушли более 100 частных промысловых и пять государственных научных экспедиций[99]. Другое дело, что, в отличие от практики западного колониализма, их описания не были произвольными (альтернативными по отношению к научной схеме). Петербургская академия наук снабжала «любителей» специальными инструкциями, которые структурировали «естественный» взгляд и предопределяли увиденное. Соответственно, контроль над результатом смотрения оставался за тем, кто определял объекты сравнения и параметры, по которым оно проводилось. Таким образом, политика видения Российской АН сказалась на специфике собранных отечественными предпринимателями данных и на сопроводительных комментариях к ним.

      А. Экхот «Мамелюк» (1641) и «Мулат» (б.г.)

      В остальном же, как и в прочих странах, стихийные писатели и рисовальщики образовывали в русском государстве тот самый субъект, благодаря которому формировалось представление местных элит о населении в целом и о составляющих его людских сообществах в частности. В этом отношении отличие XVIII в. от предшествующего времени состоит не в появлении новой темы, а в том, что в Российской империи процесс описания жителей и производство «народных» образов обрели системный и инструментальный характер. Это произошло в силу потребности перевести рассказ о них на язык западной культуры.

      Примеривание петровскими «птенцами» западного имиджа власти сопровождалось обыгрыванием метафоры возникновения и символического движения от невежества к науке (как заявлялось, «общего для политичных народов мира»[100]). Соответственно, молодая империя стремилась утвердить за собой престижное место в создаваемом западными интеллектуалами «порядке»: системе вещей, народов и культур[101]. Учрежденная для реализации этой задачи Петербургская академия наук и рекрутированные из Германии и Швеции ученые должны были собрать «российский материал», пропустить его СКАЧАТЬ

<p>97</p>

Conversion to Modernities: The Globalization of Christianity / Ed. P. Van der Veer. New York, 1996; Colonial Ethnographies / Ed. P. Pels, O. Salemink. New York, 1995; Helgerson R. Camoes, Hakluyt and the Voyages of Two Nations // Colonialism and Culture / Ed. N.B. Dirks et al. Ann Arbor, 1992. P. 27–63; Hacking I. The Taming of Chance. Cambridge, 1990; Rafael V.L. Confession, Сonversion and Reciprocity in Early Tagalog Colonial Society // Colonialism and Culture. Ann Arbor, 1992. P. 65–88.

<p>98</p>

«Необходимо отметить, что, если в западной науке большой массив первичных сведений поступал от путешественников, мореплавателей, купцов, миссионеров, российская наука XVIII в. вся изначально строилась на научной, академической основе, на принципах рационализма, на приемах описательного анализа, предписывавших беспристрастно фиксировать увиденное» (Дмитриев В.А. Предисловие // Георги И.-Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов, их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей. СПб., 2005. С. 10).

<p>99</p>

Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана во второй половине XVIII в: Cб. док. М., 1989. С. 6.

<p>100</p>

Wortman R. Texts of Exploration and Russia’s European Identity // Russia Engages the World, 1453–1825. London, 2004. P. 91.

<p>101</p>

Slezkine Yu. Naturalists versus Nations: Eighteenth-Century Russian Scholars Confront Ethnic Diversity // Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700–1917. Bloomington, 1997. P. 27–57.