Станция Переделкино: поверх заборов. Александр Павлович Нилин

Чтение книги онлайн.

      Я не связал с Горбатовыми свое сильнейшее впечатление от равноценной, в общем, Серовой кинозвезды Татьяны Окуневской.

      Она мелькнула за штакетником – запомнились зубы необыкновенной белизны и слова нашей домработницы: “Какая интересная женщина!”

      За это воспоминание Татьяна Кирилловна (ее чаще называли и люди заметно помоложе Татой) на меня очень сильно рассердилась при началах нашего знакомства: мне уже было за тридцать, а я сказал, что впервые увидел ее ребенком – и зачем напоминать о пугающей разнице лет?! Но я все же расположил ее постепенно к себе рассказом о детском соседстве. К тому же не стал спорить, когда ругала она Горбатова, а заодно и Симонова.

      Тату Окуневскую чуть ли не в тот же год, когда увидел я ее, прекрасную, с нашего дачного участка, посадили.

      Но на меня, могу теперь сказать, произвело большее впечатление исчезновение с того же участка дамы, ни облика чьего не помню, ни имени – а знал ведь и называл тетей… нет, вылетело из башки имя мамы Пашки Павлова.

      Этот Пашка имел примечательное влияние на мое будущее своим враньем про футбол.

      Он все лето не уезжал с дачи, но непрерывно рассказывал про футбольные матчи, которые якобы видел прошлым летом (а был он старше меня вряд ли больше чем на год).

      В общем, врал не врал, но рассказывал он мне про футбол едва ли не талантливее, чем Синявский по радио. И, когда на дачу Пашку больше не привозили, я сделался достойным его последователем и преемником. Врал так, что кузина Жени и Павлика Катаевых Инна – девочка повзрослее меня, ученица хореографического училища (она и стала потом балериной) – просила: “Поври еще”.

      Я запомнил маму Пашки Павлова из-за ее рассказа о том, как устроен сортир в самолете – реактивной авиации еще не было, самолеты летали низко.

      И вдруг мне сказали, что тетю… ну убей забыл, как мы, дети, ее называли… посадили.

      Тата написала мемуары с массой страшных деталей быта в заключении – и я, когда читал их взрослым, думал про маму Пашки Павлова, чье имя запамятовал.