Поздно. Темно. Далеко. Гарри Гордон

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Парусенко встал и попытался пройтись по кухне, но было тесно, и он снова сел.

      – И не рассказывай, – кричал Эдик, – сорок лобанов. Да ты и плавать-то не умеешь!

      – Я не умею плавать? Дал бы я тебе по морде, если б ты не был такой больной и старый!

      – Я больной и старый? Да я тебя так изметелю, что ты своих не узнаешь, хоть ты молодой и боксом занимался, что тоже врешь!

      – Эдмунд, вы подлец! – выпрямился Парусенко. – Я тебя вызываю!

      – Стукаться? – обрадовался Эдик. – Когда?

      – Да хоть сейчас.

      «Это серьезно, – подумала Лена, – надо замять». Она быстро разлила. Не чокаясь, выпили, словно поминая друг друга.

      – Пошли, – сказал Эдик.

      – Идиоты паршивые, – кричала Лена, – алкаши вонючие…

      Эдик обернулся:

      – Лена, – сказал он строго, – убери со стола.

      Июньское солнце стояло колом, пронизывало темя и уходило в землю, не давая сойти с места. Беспорядочные дворы юго-западного массива за двадцать лет своего существования обросли, помимо деревьев, рощицами сирени, черемухи, лавровишни. В каждой такой рощице играли в домино старики во фланелевых ночных рубашках, пили из сифонов сельтерскую воду.

      Женщины с полными сумками останавливались «в тенечке», ставили сумки на землю, обтирались платочком, говорили «Ой, мамочки»…

      – Поедем в Люстдорф, – сказал Эдик, – там на Тринадцатой станции я знаю одно место. Деньги на трамвай есть?

      Парусенко кивнул.

      До войны Люстдорфом называлась немецкая колония, расположенная в степи, у моря, километрах в восемнадцати к югу от Одессы. Когда-то туда ходила конка, и было пятнадцать коночных станций. Позднее они стали остановками трамвая. Немцев, огородников и виноградарей, изгнали во время войны, организовали колхоз и назвали его именем Карла Либкнехта. Добротные, великолепной кладки дома из ракушечника до отказа набили колхозниками. Теперь это место называлось Черноморкой, но для старых одесситов Люстдорф оставался Люстдорфом.

      Толпа в трамвае разлучила их, и вышли они на тринадцатой станции с разных площадок.

      – Как будем, – спросил Парусенко, – до первой юшки или до пощады?

      – До юшки хватит, – снисходительно ответил Эдик.

      Парусенко остыл, ему было даже любопытно, но, зная серьезный нрав Эдика, он побаивался. Не бить же его в конце концов, ну а что делать, если он… Кроме того, старый-то он старый, больной-то он больной, но детство и юность его окрашены такими подвигами, что нам и не снилось.

      Эдик же думал только об одном: его назвали подлецом, честь его задета, Парусенко надо побить, но не сильно, для науки.

      Место, которое знал Эдик, нашли не сразу. Блуждали вдоль каких-то зеленых заборов, забрели на автобазу, было жарко, начиналось похмелье, заболевал рот. Вернулись к трамвайной линии. В затормозившем трамвае женщина у окна, блондинка лет тридцати, СКАЧАТЬ