– Вы должны сказать мне, для кого вы его приобретаете.
Она покачала головой.
– Если не скажете, я его покупать не стану, – сказал я, стараясь вежливым тоном смягчить неучтивость своих слов.
Она пристально взглянула на меня.
– Я и сама могу его купить!
– Да, конечно.
Аукционист накалял страсти.
– Тысяча восемьсот… может быть, две тысячи? Спасибо, сэр. Две тысячи! Продаю! Две тысячи – против вас, впереди! Две тысячи двести? Две тысячи сто… Спасибо, сэр. Две тысячи сто… Две двести… Две триста…
– Еще минута, и будет поздно, – сказал я.
Она наконец решилась:
– Николь Бреветт.
– Ничего себе!
– Покупайте же! Не стойте столбом!
– Ну что, все? – осведомился аукционист. – Продано за две тысячи восемьсот фунтов? Продано – раз… Больше нет желающих?
Я вздохнул и поднял свой каталог.
– Три тысячи! Новый покупатель… Спасибо, сэр. Против вас, впереди! Три тысячи двести?
Как часто бывает, когда в последний момент вступает новый покупатель, двое наших соперников вскоре сдались и молоток опустился на трех тысячах четырехста.
– Продано Джонасу Дерхему!
С противоположной стороны арены на меня, прищурившись, смотрел Джимини Белл.
– Сколько это будет в долларах? – спросила моя клиентка.
– Около семи тысяч пятисот.
Мы вышли из-под деревянного навеса, и она снова раскрыла зонтик, хотя дождь почти перестал.
– Это больше, чем я разрешила вам потратить, – заметила она, не особенно, впрочем, возмущаясь. – И, видимо, плюс комиссионные?
Я кивнул.
– Пять процентов.
– Ну ничего… На самом деле у нас в Штатах за такие деньги и хромого пони не купишь.
Она одарила меня улыбкой, скупой и рассчитанной, как чаевые, и сказала, что подождет меня в машине. А я отправился оформлять бумаги и договариваться насчет перевозки Катафалка. Эту ночь он должен был провести у меня на заднем дворе, а утром в день рождения отправиться к своему новому хозяину.
Николь Бреветт… Эта новость была как пчела в сотах: безобидная до тех пор, пока до нее не дотронешься.
Это был жесткий, решительный молодой человек, который осмеливался состязаться с профессионалами. Его воля к победе, граничащая с одержимостью, делала его жестоким и грубым и частенько приводила к стычкам. Он взрывался, как порох, от малейшей искры. Талант у него, несомненно, был, но там, где большинство его коллег выигрывали скачки и находили друзей, Николь Бреветт только выигрывал скачки.
При его уровне Катафалк был ему вполне по силам, и, если мне повезет, в этом сезоне они вполне смогут добиться СКАЧАТЬ