Виршалаим. Юлия Мамочева

Чтение книги онлайн.

      По коридору, меж коек, ты – как по лезвию:

      В уши гудит Высоцкий, а в ноздри – спирт.

      Тесный проход не короче историй болезни

      Тех, кто здесь либо охает, либо спит.

      Вот шагаешь, мучительно бесполезен,

      И не слабее, чем этот сюжет, избит:

      Глаз фонарём синеет с последней пьянки.

      Ты зовёшь, познавая больницу с изнанки,

      Её про себя не иначе как «скотный скит».

      С силой в тебя – усталая, словно Сирия,

      Медсестра – растрёпанная, некрасивая,

      Тушь спросонно размазывая по рукаву.

      Снова серая дверь и палата сирая,

      Семеро: с виду – по лавкам, едва на плаву.

      Ты выключаешь плеер. Высоцкий смолк.

      – Здравствуй, дед, – со скрипом садишься на койку.

      – Колька!.. Эх, не видал-то давненько Кольку!..

      – Дед, со вчерашнего, – сглатываешь комок.

      Ласково смотрит. Не в оба. Он лыс, как вобла.

      Ты достаёшь апельсины, беззвучно воя:

      Кажется, дед заметил, что ты взмок.

      – Осень, Колька!.. Славно нынче на Невском.

      Тут-то и побалакать-то, Колька, не с кем… —

      Морщишься, словно от колик, ты, чушь неся.

      Это окно гордо-вольное – сущий вымпел.

      – Колька… А помнишь… раньше? Давай-ка выпьем!..

      – Дед, – отвечаешь, – не стоит: тебе нельзя.

      …Вновь – коридор. Сколько ж сельдей в проклятой банке!..

      Час отсидевши, ты вышел с колечком бабки;

      В ноздри – спирт, в голове – «как помру – продай!..»

      Вновь – переулок. Вновь – из горлá, хоть ты тресни:

      Чтобы – до мути и к Машке, опять нетрезвым.

      Ни надежды, ни совести, ни стыда.

      Когда помешался Рома на героине,

      какая дала бы… фору своей омоформе, —

      стало герою горячему тесно в Романе.

      В дверь камеры сердца, зовущейся закромами,

      герой изнутри барабанить принялся – и не

      в силах унять аритмию сию, на фарфоре

      семейном Рома нелепую злобу выместил,

      буфет лишив той самой пыльной невинности,

      что заключалась в квартете прабабкиных чашек.

      Рома буянил – герой в нём стучал всё чаще:

      эхом в затылке Ромином грохот подскоков

      горе-героя клубился. Сервиз раскокав,

      Рома (пьяный до чуши, усталый дичайше)

      рухнул пластом на колючий песок осколков —

      ждать героиню, как-то по-детски робея;

      как электричку в мороз, как гора Магомеда,

      жадно ждать Катерину из Первого Меда.

      Тесно СКАЧАТЬ