Время моё. Людмила Филатова

Чтение книги онлайн.

      О, сколько ласки гибнет бесполезно.

      В потёмках безысходности кружа,

      я сделалась не каменной – железной

      и острой, будто лезвие ножа.

      Иду, пространство болью рассекая,

      той болью, что надежда и стезя.

      Иду к живым, пока ещё живая,

      бесчувствие отчаяньем разя!

      День к закату… Люди-птицы

      прячут в перья кулаки.

      Проходная в снег курится,

      вяжет желчи узелки.

      Рёв и клёкот у палаток,

      где «заветное зерно».

      Продавец, и тот – клюватый!

      Птица с птицей заодно.

      Наклевались, позабыли,

      кто, куда и с кем – назад?

      Просоляренные крылья

      По асфальту волочат.

      В небеса глядят, шалея…

      Эх, – пальба по голубям!

      Чёрт их греет, Бог жалеет,

      Бабы любят, про себя…

      Верхушками мерно покачивал лес.

      Жар-птицыны перья спадали с небес:

      то мягко стелились на глины и мхи,

      то вились, то бились в чащобах глухих.

      И кто-то молился в забытом логу:

      – Ах, Господи Боже, прости, не могу!

      Ах, Господи Боже, какая тоска,

      когда вся судьба – от куска до куска,

      и лишь по щепоти любви и тепла.

      Был вечер. И поздняя осень была.

      Голубая деревня подлунная

      запечатана белым крестом.

      Тишина. Лишь позёмка безумная

      мчит по насту в разгуле пустом.

      Стукнешь в дверь,

      разве что-то послышится?..

      Да и кто здесь ночлег посулит?

      Тишина. Только облако движется.

      Тишина. Только сердце болит.

      И всё видится, чудится, кажется,

      что и здесь, где лишь тлен да луна,

      всё ещё чья-то воля куражится,

      и за гробом не ведая сна.

      Душа… Но, как же быть душою ей?

      Она ведь – в звере,

      что гуляет средь зверей…

      Сквозь боль и стыд ведём мы к Человеку

      себя, от безнадёжности рыча.

      Как терпелива Божия свеча.

      И как щедра… А мы? От века к веку

      любой из нас, дивясь тому, растит

      всё то же оголтелое потомство.

      О, Человек, тебе лишь предстоит

      с собою позднее нелёгкое знакомство.