Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир. Борис Джонсон

Чтение книги онлайн.

      Спустя одно мирное столетие датчане вернулись, и – спасибо Альфреду за все, что он сделал! – на сей раз они пришли драться именно за Лондон. Потому что работал порт, возродилась торговля с континентом беконом или шерстью (смотря как следует читать это место в важнейшем манускрипте: «lardam» или «lanam»).

      Альфред восстановил на старом месте мост, и хотя жителей Лондона, которые проходили по нему, было меньше, чем в римские времена, да и сами они были поменьше ростом, но зато ели простую здоровую пищу: горох и вареные корнеплоды, жареные яйца, иногда жаркое из китового мяса и жира.

      Не было великолепных римских вин и специй, не было тонкой сирийской посуды. Зато Лондон стал местом сборов первого демократического института – саксонского фолькмота, который сходился у собора Св. Павла. И у лондонцев водились деньги, значит, имело прямой смысл на них нападать.

      Датчане появились в 994 году и встретили упорное сопротивление. В следующие пятьдесят лет город переходил из рук в руки. В 1014-м саксонцы проиграли битву датчанину Свену Форкберду, но в том же году они вернулись и даже напали на свой собственный мост, чтобы их корабли могли пройти в город, где засели датчане.

      При помощи норвежских союзников под водительством короля Олафа они привязали веревки к деревянным опорам и потянули – вот почему миллиард детей поет теперь песенку о том, что Лондонский мост упал. На следующий год на сцену вышел сын Свена, Кнут, который пришел к власти в 1016 году.

      Если не считать, что он стал самой веселой опечаткой в истории (при наборе перепутали порядок букв в его имени, и оно превратилось в грязное английское ругательство), полудатчанин и полуполяк Кнут имел отличную родословную. Датчане уже не жгли церквей. Они уже были христианами, поэтому они церкви строили. Они не упразднили фолькмот. У них был свой, датский вариант под названием «гастингс» (house-things – домашние дела).

      Самый дальновидный поступок Кнута заключался в том, что он отвел свою знать в болотистые земли к западу от римского города, где река изгибается и течет с севера на юг. Здесь, на равнинном острове Торни, он нашел место для строительства резиденции, и именно здесь – по крайней мере, так говорят гиды палаты общин – он поставил свой трон на берегу у верхней границы прилива, чтобы указать своему двору границы правительственной власти.

      Теперь в этом месте стоит Вестминстерский дворец, в котором так часто забывают смысл этой притчи.

      За Кнутом последовал Эдуард Исповедник, также использовавший Торни/Вестминстер как центр королевской и политической власти, а нормандцы пошли еще дальше в развитии этой альтернативной площадки.

      С тех пор история Лондона всегда строилась вокруг этой главной интриги: между политиками и денежными мешками, между Лондоном и Вестминстером.

      Пока эти властные СКАЧАТЬ