Образ Фауста в немецкой литературе XVI-XX веков. Г. Г. Ишимбаева

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ одного из вечных литературных образов существенно видоизменяется в эпоху романтизма.

      С одной стороны, К. Брентано в поэме «Романсы о Розах» (1803–1812), А. фон Арним в романе «Хранители короны» (1817), Э.Т.А. Гофман в романе «Эликсиры сатаны» (1815–1816) единодушны в своем стремлении снизить накал фаустовских страстей. Их герои Пьетро Акопо, доктор Фауст, монах Медард являются карикатурой на легендарного персонажа немецкого Возрождения и связаны с установившимся в Европе торгашеским духом нового времени. Это авантюристы, шарлатаны, преступники, которым неведомы благородные порывы, общенародные и общенациональные устремления, высокие чувства и замыслы, которые не могут подняться выше соображений примитивно понимаемого личного комфорта.

      С другой стороны, А. фон Шамиссо в повести «Удивительная история Петера Шлемиля» (1813) создает еще один антифаустовский персонаж, из корыстных интересов продающий свою тень дьяволу. Однако в отличие от «антигероев» гейдельбергских романтиков и Гофмана персонаж Шамиссо эволюционирует, превращаясь в конце концов в героя, типологически близкого просветительскому идеалу. Петер Шлемиль, средний человек толпы, находит в себе силы порвать с лукавым и только после этого становится великим ученым, обретает смысл жизни в исследовании природы и служении нуждам человечества.

      Во второй половине XIX – начале XX в. фаустианская тема в Германии становится достоянием истории немецкой литературы и одновременно ярко заявляет о себе в немецкой философии. В книгах Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1883) и О. Шпенглера «Закат Европы» (1918, 1922) происходит весьма оригинальное возрождение персонажа «народной книги».

      Последний романтик XIX в., Ницше создает декадентского Фауста – Заратустру, в котором, подобно гейдельбергцам, переосмысляет традиции просветительской фаустианской концепции Гете. Его идее о деятельности исключительной личности на благо человечества и во имя установления мировой гармонии Ницше противопоставляет свою – о сверхчеловеке, обретающем власть над ослепленной толпой недочеловеков. При этом демонстративное антигетеанство ницшевской трактовки Фауста, в известном смысле перекликающейся со штюрмерским пониманием героя «золотой легенды», соседствует с демонстративным же обращением Ницше к не немецким литературным традициям и внесением в исконно немецкую фаустовскую мифологему общеевропейского содержания. Шпенглер вслед за романтиками и Ницше сочиняет свою фаустовскую концепцию, противоположную гетевской. Трактовке фаустовского архетипа, предложенной в Век Разума, он противопоставляет модернистскую версию мифологического персонажа, который становится у него титульным героем западной культуры и цивилизации. Миг величайшего торжества героя просветительской трагедии прочитывается им как доказательство энтропии Вселенной.

      Так декадентско-модернистское истолкование фаустовской мифологемы на рубеже XIX–XX вв., когда Ницше и Шпенглер переосмыслили и переакцентировали классическое СКАЧАТЬ