Думание мира (сборник). Дмитрий Быков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ дело – нелюдь везде чужеземец; отсюда и повторяющееся «Прощай, чужестранец!» – в «Тирренском море», и «Не объявляй помолвки с иноверцем» из сравнительно раннего сочинения; «неземной» в стихах Щербакова – почти всегда буквальная констатация, а вовсе не расхожий троп.

      Вдали от райских рощ, где дышат лавр и мирт,

      считать отечество тюрьмой

      и бормотать в сердцах «какой невкусный спирт»,

      лечась от холода зимой.

      И повергаться ниц, теряя нюх и слух,

      когда случится вдруг узреть,

      как стая синих птиц клюет зеленых мух

      (лечась от холода, заметь).

      Лучшей и более отталкивающей метафоры, чем эти синие птицы, клюющие зеленых мух, – для земного бытования романтиков не придумаешь. Щербаков – самый крайний и последовательный романтик, поскольку его отвращение к миру тотально, свободолюбцы в его мире давно неотличимы от рабов, единственным средством для исправления реальности остаются «Мои ракеты» из песни девяносто пятого года, то есть радикальное уничтожение этой реальности «как класса». «Если» – еще один шаг на пути избавления от всего человеческого, вот уж и любовь только в тягость, никаких тебе иллюзий:

      Чуть бы пораньше, лет так на шесть

      или хотя бы на пять лет, -

      мне б нипочем восторг и тяжесть

      этой любви. А нынче нет.

      Ночь не молчит, урчит, бормочет,

      много сулит того-сего,

      но ничего душа не хочет

      там, где не может ничего.

      Демоны страсти вероломной,

      цельтесь, пожалуй, поточней.

      Пусто в душе моей огромной,

      пасмурно в ней, просторно в ней.

      Север зовет ее в скитанья

      к снежной зиме, к сырой весне…

      Спи без меня, страна Испания!

      Будем считать, что я здесь не был.

      Или, как еще лаконичней сформулировано в следующей песне из альбома – «Пойду в монахи постригуся, не то влюблюся в этот ад».

      Возвращение к дословесному раю, в котором нет грубых и простых человеческих смыслов, а лишь невербализуемые восторг и тоска при виде Божьих чудес и тайн, – сквозная щербаковская тема, главная его нота; побег от любых симпатий и привязанностей – странное, но весьма характерное для нынешнего рубежа веков развитие блоковского мотива. Достаточно сопоставить сравнительно новый «Белый берег» из альбома «Если» с «Соловьиным садом», где «заглушить рокотание моря соловьиная песнь не вольна». В мире Блока это рокотание моря – тот самый «жизни гул упорный» итальянских стихов, напоминание о том, что в романтических снах не укроешься; в мире Щербакова, поэта, успевшего навидаться и наслушаться этой самой реальности в куда более грубом виде по самое не могу, гул моря – как раз напоминание о мире реальности подлинной, куда только и стоит бежать от простой, скучной лжи любых человеческих отношений и политических иллюзий. Блоковского героя отрывает от возлюбленной тайная тревога, зов пресловутой «действительности», – герой Щербакова уже знает, насколько эта действительность недействительна, и бежит любых СКАЧАТЬ