Воплощённой печалью стоит Муха, тщетно одергивая и приглаживая. «Я накоплю бабла, – говорит он, – и ты купишь мне шмотки в самом стильном магазине П.С. Да?» «Да, – говорю я. – Копи». Не первый год мы обмениваемся такими речами. Не первый год он копит – или мечтает начать копить – мечтает. Копить он категорически не умеет. И он стоит воплощённой печалью, отражаемый зеркалом, которое прибавляет свои пятна к его изъянам.
Но грустил он недолго: ровно столько, сколько гляделся в зеркало. «Не горюй, не грусти, – запел он, едва отвернувшись, – плюй на всё и свисти. Идём?»
Муха был человеком жизнеобразующим. Когда он выходил на улицу, сразу прекращался дождь и начинало ярко светить солнце. Если он шёл кого-то навестить, тот всегда оказывался дома и в нужном расположении духа. Он пел всем своим нелепым существом, пыжился, радовал, совмещал приятное с приятным. Пойти с ним означало прийти именно туда, куда шёл и получить то, за чем шёл. И всё же на этот раз до угла мы добежали ровно через три часа, потому что нас перехватили люди Миксера.
Народные дружинники не заходят за тобой домой, не присылают вежливую открытку, не пользуются телеграфом, не передают через знакомых просьбу о консультации, а просто, когда ты идёшь по улице в кабак или аптеку, вырастают из-под земли вместе со своим чудовищным разбитым микроавтобусом, вываливаются из автобуса, хватают тебя, заталкивают, забираются следом (трудно понять, зачем они делают это все вместе, вшестером или всемером) и везут. Я ездил так каждый месяц, сегодня со мной поехал оказавшийся рядом Муха. Вся его парикмахерская спесь слетела, парикмахерская элегантность потускнела; даже отлично выбритое личико чуть ли не на глазах поросло щетиной.
– Миксер кого-то того? – спросил он робко.
Дружинники Муху проигнорировали. Один, самый дружелюбный, сказал: «Молчи, шавка», – и отвернулся. Они сидели, привалившись друг к другу, сложив тяжёлые разноцветные руки – красные, словно распаренные, грязно-серые от давней грязи, свежеиспачканные, руки ободранные, руки в ссадинах, ожогах, заусенцах, руки цвета густо покрывающих их волос – на своих дубинках. Мощные, обрюзгшие мужики, отцы семейств на четвертом и пятом десятке, разнообразно-неряшливо одетые, с широкими красными повязками на рукавах. На меня они избегали смотреть. Смотреть СКАЧАТЬ