Князь механический. Владимир Ропшинов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ расти дальше. Послушайте, какое стихотворение написал я в 1918 году, когда запах войны в воздухе, запах паленой крови, смешанной с удушающим газом, достиг наивысшей концентрации!

      Зенкевич поправил пальцем очки и встал в позу, готовясь декламировать. Остальные члены кружка Ахматовой расступилась, давая ему место. Олег Константинович вместе со своей спутницей стояли на противоположном лестничном пролете и, как и многие другие вышедшие из зала зрители, наблюдали за происходящим.

      Когда толпа расступилась, князь впервые увидел Зенкевича во весь рост. Высокий, но тщедушный, в куцем пиджаке – Романов не понимал, от бедности ли или такова была мода в этой среде, – он казался каким-то жалким, как чахоточно-больной. Именно такие люди всегда самые яростные – с удивлением заметил про себя князь, – яростные и часто в своей ярости неоправданно жестокие. Как будто трусливо боятся, что тот, кого они обидели, если не будет изничтожен окончательно, повернется и отомстит.

      И голос у него был под стать, высокий, взвизгивающий:

      На выжженных желтым газом

      Трупных равнинах смерти,

      Где бронтозавры-танки

      Ползут сквозь взрывы и смерчи,

      Огрызаясь лязгом стальных бойниц,

      Высасывают из черепов лакомство мозга.

      Ни гильотины, ни виселиц, ни петли.

      Вас слишком много, двуногие тли.

      Дорогая декорация – честной помост.

      Огулом

      Волочите тайком поутру

      На свалку, в ямы, раздев догола,

      Расстрелянных зачумленные трупы…

      И ты не дрогнешь от воплей детских:

      «Мама, хлебца!» Каждый изгрыз

      До крови пальчики, а в мертвецких

      Объедают покойников стаи крыс.

      Ложитесь-ка в очередь за рядом ряд

      Добывать могилку и гроб напрокат,

      А не то голеньких десятка два

      Уложат на розвальни, как дрова,

      Рогожей покроют: и стар и мал —

      Все в свальном грехе. Вали на свал…

      Мы – племя, из тьмы кующее пламя.

      Наш род – рад вихрям руд.

      Молодо буйство горнов солнца.

      Мир – наковальня молотобойца.

      Наш буревестник – Титаник.

      Наши плуги – танки,

      Мозжащие мертвых тел бугры.

      Земля – в порфире багровой.

      Из лавы и крови восстанет

      Атлант, Миродержец новый, —

      Пришедший закрыть гнилозубый век

      Стальной, без души, человек!

      – Браво, – улыбнулась Ахматова, когда Зенкевич закончил декламировать и, выдохнув, как будто еще больше сгорбился, – вы очень ревностны, Михаил.

      – Нет, я передумала, – шепнула Гиппиус на ухо Романову, прижавшись к нему, – я не буду говорить. Я переоценила публику.

      Они спустились к гардеробу, и князь помог поэтессе надеть шубу. Конечно, белую. В литературном Петрограде уже давно устали и перестали обсуждать манеру СКАЧАТЬ