Проза и фарс. Павел Хицкий

Чтение книги онлайн.

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Тильда, снайпер и Толстой

      Сборник рассказов

      Пассажир

      В первый раз это случилось, когда я увидел в метро плакат со снайпером. Снайпер в камуфляжной форме целился налево и вниз, а вокруг него было напечатано что-то про фашизм и победу. Я не стал вчитываться, в те дни все слова на плакатах звучали одинаково, но я не мог оторвать взгляд от застывшего в уверенной позе безликого мужчины с винтовкой.

      Плакат висел высоко, над окном вагона, и казалось, что снайпер целится в бородатого парня в желтых джинсах, сидящего по левую руку от меня. Парень рассеянно улыбался, глядя в телефон, иногда поднимал от экрана небесно-голубые глаза и смотрел на стоящую у дверей девушку. Она, высокая, голоногая и по-азиатски красивая, тоже смотрела в телефон и смеялась.

      Я перевел взгляд со снайпера на парня, потом на девушку – и в этот момент впал в состояние, о котором в детстве читал в брошюре по йоге. Своего рода транс: мои глаза закрылись, и я увидел, что сижу на нижнем боковом месте в плацкартном вагоне, а напротив меня пьет чай из стакана с подстаканником лысая старуха.

      Поезд, вероятно, был фирменным: на столиках лежали скатерти, на окнах висели белые накрахмаленные занавески с неизвестным гербом, а над полками виднелись индивидуальные, включающиеся с самих полок, лампочки. На верхней полке слева кто-то спал, на нижней напротив старухи играли в карты горбатая девочка и женщина с огненной сединой в волосах – вероятно, ее мама.

      – Туз бубен, – сказала девочка и прикрыла левый глаз, косящий в сторону лежащего на столе бутерброда с селедкой.

      Разглядеть вагон в подробностях и понять, куда я еду, я не успел. Я снова очутился в метро, снайпер все еще целился, голоногая девушка стояла у дверей, бородатый парень на какой-то станции вышел. «Сокол», объявил грудной женский голос, каким изъясняются интеллигентные актрисы в менопаузе. Я, встречавшийся с другом в пабе на Тверской-Ямской, станцию безнадежно проехал.

      Приступ не повторялся несколько недель. Я писал для газет внештатно и мало, бродил по городу, радовался майскому солнцу и пребывал в непривычно хорошем настроении. Меня не пугали ни поросшие травой земляные женщины на бульварах, ни перекопанные тротуары на Моховой, ни толстые школьники в синих майках и винтажных пилотках, собирающие подписи для каких-то праймериз.

      То, что раньше всерьез тревожило меня – сообщения об арестах, чистках в музеях и ограничениях на выезд, – теперь почти не вызывало эмоций. Я чувствовал себя наблюдающим за жизнью пассажиром, который смотрит на город из окна. В одних местах есть статуи толстых котов на площадях, в других – зеленые женщины. Там закон обязывает вас вешать флаги на домах в праздники, здесь они появляются будто бы сами собой.

      Как раз когда я ехал в метро и думал о неожиданно свалившемся на меня равнодушии, со мной произошел второй приступ.

      – Много спись, молодой человек, – просвистела лысая старуха, вытирая морщинистую шею белым с полосками у краев полотенцем. Кожа у старухи была рыхлая и желтая, как внутренности торчащего из ее чая лимона.

      Я неловко улыбнулся, посмотрел в окно, и пейзаж показался мне смутно знакомым. Я уже видел эти тонкие, как будто пытающиеся выползти из земли, деревья, свинцовую воду – мертвую и непрозрачную. Где-то у горизонта виднелись титанические холмы. Мне пришло в голову слово «карьеры», хотя я не видел ничего, что можно было бы с уверенностью так назвать.

      Я встал с полки и хотел было пойти искать проводника, но снова пришел в себя в вагоне метро. Не знаю, сколько я провел в этом трансе, но я почти успел доехать до станции «Домодедовская».

      Приступы стали повторяться. В начале лета – два, к концу июня – три-четыре раза в неделю. Я понемногу обживал разграниченный простынями и одеялами плацкартный вагон, пил чай с лимоном, узнал, что горбатую девочку зовут Маша, а ее огненно-седую маму – Софья Сергеевна. Я услышал от старухи рассказ о ее первом муже: они встретились, когда она работала бухгалтером на лесоповале. Я дошел до купе проводника и узнал, что еду в поезде Москва-Абакан.

      – Понимаешь, одно и то же, – несколько раз говорил я лучшему другу Марку за кружкой приторного стаута. – Я засыпаю, и мне кажется, что я еду в Абакан. Мы уже проехали Пермь, сейчас остановились где-то под Голышманово.

      – Мне б твою фантазию, – завистливо отвечал Марк и поджимал тонкие, с рождения определенные к чтению лекций губы.

      Пожалуй, самое неприятное воспоминание – момент, когда я увидел себя в зеркале. Я стоял в туалете поезда с полотенцем, наброшенным на плечи. На вид мне было почти сорок, я казался старше себя нынешнего на пять лет. Мои черные волосы превратились в редкие седые пряди, в желтых СКАЧАТЬ