Сто лет пути. Татьяна Устинова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      – Игорь Владимирович я! Запамятовали?

      – Вернее, совсем не так. Работа любого парламента в принципе организована очень сложно, а в нашей стране еще сложнее, потому что со времен Первой Думы, то есть с девятьсот шестого года, так повелось, что всегда и во всем виновата именно Государственная дума! Она всем мешает, с ней очень неудобно, так или иначе приходится считаться, а не хочется считаться, да и опыта парламентаризма в России маловато, честно сказать…

      Слава богу, заговорил, подумал Никоненко, и похвалил участкового уполномоченного Анискина, который всегда его выручал. Спасибо тебе, Федор Иванович, дорогой ты мой!

      – А я готовлю разные материалы, например, для заседания комитета по культуре. Вот комитет должен решить, имеет смысл за государственные деньги открывать музей… не знаю, допустим, Муромцева, и я готовлю документы…

      – Кто такой Муромцев?

      – Председатель Первой Думы, очень интересный персонаж.

      Шаховской сосредоточенно натягивал резиновые перчатки. С непривычки натянуть их было трудно.

      – Муромцев – часть истории, и важная! Как и первый русский парламент. Но почему-то история отечества никого не интересует всерьез, особенно в этой части. Про дворцовые перевороты всем интересно, а про парламент никто ничего толком не знает. Когда был создан, для чего. Почему просуществовал так недолго. А не знать это – стыд и дикость. Да и опасно не знать…

      – Ладно вам, профессор, что за пессимизм-то!

      – «Кто в сорок лет не пессимист, – сказал Шаховской и пошевелил резиновыми пальцами, – а в пятьдесят не мизантроп, тот, может быть, и сердцем чист, но идиотом ляжет в гроб».

      Никоненко крякнул:

      – Это кто сочинил? Вы?

      – Все тот же Сергей Андреевич Муромцев.

      – Эк его разобрало, вашего Муромцева! Людей не любил?..

      Тут профессор спросил неожиданно:

      – А вы любите? Людей? Всех до одного?

      И аккуратно вытащил у полковника из руки тонкий бумажный листок. Никоненко так, с ходу не придумал, что бы такого сказать по поводу любви к людям, вызывать Анискина по такому пустячному поводу не стал и уставился Шаховскому в лицо.

      …Сразу было понятно, что желтые и тонкие листы – подлинный раритет, никаких сомнений. На первый взгляд, судя по манере написания, расположению текста на странице, бумагам лет сто, не меньше. На одном листе было письмо с обращением и подписью, на втором – какая-то записка, по всей видимости составленная наспех. Записку Шаховской отложил, а письмо поднес к глазам, зачем-то понюхал, перевернул и посмотрел с другой стороны.

      – Ну? – нетерпеливо спросил полковник Никоненко. – Чего там написано? Я ни слова не разобрал.

      Профессор начал быстро читать вслух:

      – «Милостивый государь Дмитрий Федорович, спешу сообщить вам, что дело, так беспокоившее СКАЧАТЬ