естественно, не могли проявиться в форме открытой оппозиции. Но там, где аппарат НКВД терял свою действенность, уже очень скоро обнаруживалась и непрочность идеологических основ советской власти. Сами советские люди своим поведением демонстрировали, что с пафосом восхвалявшиеся устои большевистской доктрины – монолитное единство советского общества, нерушимая верность Коммунистической партии и самоотверженный «советский патриотизм» [1] – не выдержали уже первого испытания на прочность. Так, жители территорий, оказавшихся под угрозой врага, не только оказали сопротивление приказаниям партийных и советских органов об эвакуации и уничтожении материальных ценностей, где только это удавалось [2] – подавляющее большинство населения даже встретило чужеземные войска явно благожелательно, по меньшей мере – что точно так же противоречило догме – с выжидательным любопытством и, во всяком случае, без ненависти. Неблагополучие на советской стороне еще сильнее бросается в глаза, если учесть непредусмотренное поведение солдат Красной Армии. Последним всегда внушали, что в бою у них остается лишь один выбор – победить или погибнуть. Третьего было не дано, ведь Красная Армия представляла собой единственные вооруженные силы, где уже простая сдача солдат в плен расценивалась как дезертирство и измена и подвергалась тяжелейшим карам [3]. Тем временем, вопреки всему политвоспитанию и всем угрозам наказания, до конца 1941 г. в плен немцам сдалось не менее 3,8 миллиона красноармейцев, офицеров, политработников и генералов, а в целом во время войны – около 5,24 миллиона. Население, встречавшее захватчиков дружелюбно и открыто, а не с ненавистью и враждой, миллионы красноармецев, предпочитавших сдаваться в плен, а не сражаться до последней капли крови и умирать «за партию и правительство, за Советскую Родину, за товарища Сталина» – это был почти неисчерпаемый человеческий резервуар, который мог быть использован в целях ведения политической войны против советского режима.
Оставим фантазии вообразить, что произошло бы, если бы Гитлер вел войну против Советского Союза согласно пропагандистским утверждениям – как подлинно освободительную, а не как колониальную, захватническую и эксплуататорскую войну. Русский эмигрант, доверенное лицо адмирала Канариса и германского Абвера в российских вопросах, участник заговора 20 июля 1944 г., барон Каульбарс был лишь одним из тех, кто на основе своих знаний и опыта придерживался мнения, что в случае «создания русского национального правительства» основы советской власти, вероятно, зашатались бы [4]. «Власов, – утверждал и генерал-майор Хольмстон-Смысловский [5] вскоре после войны, – был продолжателем Белой идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление, и оно таило смертельную угрозу. При других политических условиях и если бы немцы поняли Власова, то РОА только в результате своего возникновения, лишь с помощью пропаганды, без борьбы сотрясла бы до основания всю сложную систему советского госаппарата». Как заявил барон Каульбарс на допросе в 1944 г., «80 процентов» советских военнопленных можно было привлечь
СКАЧАТЬ
