Гамаюн не сказал ни слова. Посмотрел на часы, кивнул Лягушонку. Три зеленые ракеты ушли в небо. Через несколько секунд оттуда, где за складкой местности притаился городок – взвились две другие ракеты, красные. И там все в порядке. Если это можно назвать “в порядке”…
Вот и все.
Прогон закончен.
Прогулка в прошлое – нет. Прогулка затянется на всю оставшуюся жизнь… И повезет – если действительно затянется. Молчали все – подавленно. Первым заговорил Гамаюн, бросил через плечо, не оборачиваясь:
– Связь с генералом, срочно. Мичман! Группу на исходную, с фонарями. Глянем, что там на пятом.
Голос звучал как обычно. Почти как обычно.
7.
На пятом этаже не изменилось ничего. Абсолютно ничего за стеклом не изменилось. Горел свет в обесточенном помещении. Работала 13-я, тоже обесточенная… Работали люди. Или призраки людей. Или крутилось запущенное непонятно как и непонятно кем межвременное кино – с пленкой, склеенной кругом, без начала и конца…
Они зашли вчетвером и остановились у перегородки.
Сережа, судя по всему, просто обрадовался – что Светка никуда не исчезла. Ткачик высказался витиевато, помянув айдахара, 13Н7 и высказав смелую с точки зрения биологии и техники гипотезу об их вероятном сожительстве, порождающем такие вот штучки. Багира промолчала.
Гамаюн не удивился, не огорчился и не обрадовался. Эмоции кончились, как боекомплект в затяжном бою. Он сказал:
– Пошли через “подэтаж”.
Тот факт, что пройти на линейки все-таки можно , стал одним из наиболее охраняемых секретов Девятки – но все четверо имели к нему допуск. Они пошли: спустились по лестнице, зашли на “подэтаж”, в тусклом свете аварийного освещения протиснулись через все хитросплетения металла и пластика, поднялись по узенькой винтовой лесенке и по очереди вынырнули из откинутого с грохотом люка.
На этом пятом этаже тоже не изменилось ничего. Аварийное, как и всегда, не горело – лучи фонарей выхватывали из тьмы ту же картинку: раскуроченные шкафы, хрустящую под ногами их начинку (эксперты Кремера утверждали, что пластмассовым деталям, вынесенным с этого пятого этажа – лет сто как минимум). Кострище в центре зала – пластиковое покрытие пола выжжено до металла, вокруг обгорелые клочки бумаги, наверху, на потолке – большой след копоти… Все как всегда, все остается таким, каким стало в день Прогона.
Они прошли через все линейки, к выходу. Стеклянная стена, сквозь которую они смотрели недавно с другой стороны, отсюда была столь же неразрушима. Но непрозрачна. Такой и осталась – зеркально-черная поверхность отражала фонари подошедших. И – их фигуры. Пропорции отражений оставались так же неприятно-искаженными.
Все ясно – все по-прежнему. По-прежнему непонятно.
– Уходим, – сказал Гамаюн.
Он так до конца и не разобрался, какой машинный зал истинный: тот, что виден сквозь стекло, или тот, в который СКАЧАТЬ