Лицей 2020. Четвертый выпуск. Ринат Газизов

Чтение книги онлайн.

      Аксинья была кайфовая, она запомнила меня.

      Мы увиделись на следующий день, когда она одна шла на работу, и я истратил на неё чужое остроумие, чужой опыт, чужие повадки. На второй встрече я рассказал Аксинье про Сорок Сорок, немного прифантазировал, и она смеялась в голос, удивляясь самой себе, она вообще была тихоня. На третьей встрече я напялил на себя неотразимость (обворованный театрал через полгода сопьётся), а от Аксиньи узнал о проблеме ранних браков, но ничего не понял. Оставалось три недели до возвращения Варвары, поэтому я ускорился и украл у девушки здравый смысл. Жизнь тут же закрутила плёнку на своих бобинах вдвое быстрее. Через четверть часа после наших страстных лобызаний на лестничном пролёте она поднялась к себе в дом и сказала мужу “с меня хватит”, они поговорили, они покричали, они что-то уронили, он ушёл проветриться, она переехала в мою квартиру со всеми своими вещами и – арфой.

      Аксинья играла на арфе.

      Чужая жена сидела на скрипучей табуретке Варвары посреди нашей нафталиновой гостиной. Между ног Аксиньи с нежной величественностью устроилась арфа. Арфа была ясная и тёплая, словно клён в бабье лето. От самой толстой струны её подпрыгивал сервант и дребезжали окна.

      Волосы Аксиньи струились по плечам, вторя тому изгибу арфы, что с декой и колками. Крутой прогиб её стоп вторил тому резному рисунку на раме, что припадал к её груди, когда от её груди отрывался я. Мы находили во всём сложную тайную композицию. Любая вещь и часть тела – её или моя – всегда поэтически друг с другом соотносились, а иначе в квартире Варвары можно было подохнуть от бытовой убогости.

      Но у нас была “романтика”. Я стащил её у студентов “Ленфильма”, студия тут неподалёку.

      Я перестал ходить в школу.

      Лежал днём на диване, сложив руки на животе, тщась согреть холодными ладонями краденое богатство, а вечером чужая жена возвращалась с работы. Мы принимали душ, лепились ненадолго в зверя о двух спинах, затем я наблюдал, как она длинными тонкими пальцами с узловатыми суставами перебирала струны. Она говорила, что силы натяжения в этой малышке столько, что, порвавшись, струна способна пробить пол или потолок – как повезёт. Что я должен беречь арфу от сквозняка, закрой форточку, она костенеет от холода, да-да, лежал я, не шелохнувшись и подложив ладонь под щёку, а Аксинья играла, шёпотом пропевая: ми-соль-си-фа, ля-ре-фа-ми, а потом ми-соль-ля-ре – из “Ромео и Джульетты”, – и мерещилось мне, как Меркуцио перерубает пополам струна Тибальда, а она шептала так тихо-тихо эти ноты, будто по чуть-чуть выпуская из себя дикое дыхание, будто освобождаясь от меня.

      Вот Танька такой красотой не владела.

      Танька умела продавать газеты в ларьке на перекрёстке Большого проспекта и Ленина; ну ещё убираться по дому. Я знал, что она даже обниматься не умела, потому что её не обнимали.

      И я почему-то не мог уснуть. Я думал о том, на что похожи ноги Таньки, если стянуть с них старые джинсы: годы шли, а джинсовые подвороты внизу СКАЧАТЬ