Мария Смит сначала пожаловалась Энгельгардту на автора столь компрометирующего ее послания, а затем нашла более остроумный выход: недурно владея пером, она вступила в стихотворное состязание с юношей и ответила стихами на французские куплеты Пушкина («Когда поэт в своем экстазе»). В нескромном поклоннике она оценила даровитого автора, но только для того, чтобы лестным обращением прикрыть непреклонность своего решения. Ей нельзя отказать в остроумии и весьма тонкой иронии.
Но директор лицея, несомненно, усмотрел в посвящении молодой вдове подтверждение своих наблюдений над пристрастием Пушкина к чувственной поэзии и особенно над его атеизмом. Ни малейшей веры в загробный мир, в бессмертие души! Неотразимо смелыми стихами, поражающими силой образов и стремительностью ритмов, говорил лицейский поэт о безвозвратном исчезновении умерших:
Не для них – весенни розы,
Сладость утра, шум пиров,
Откровенной дружбы слезы
И любовниц робкий зов…
…Нет, разгневанный ревнивец
Не придет из вечной тьмы…
Грозных шагов командора не услышат счастливые любовники!
Возмущенный безверием Пушкина, Энгельгардт не оценил ни его поэтического дарования, ни его душевных качеств: «…Его высшая и конечная цель блестеть и именно поэзиею, – заключал новый директор лицея, – но едва ли найдет она у него прочное основание, потому что он боится всякого серьезного учения».
Это единственный из всех современников Пушкина, усомнившийся в его творческом призвании.
Совершенно по-иному расценивали в то время шестнадцатилетнего поэта крупнейшие русские писатели. В конце марта молодого автора навестили в лицее по пути из Петербурга в Москву Карамзин, Жуковский, Александр Тургенев, Вяземский и дядя Василий Львович. Все они стали теперь виднейшими деятелями литературного общества «Арзамас», основанного для обстрела оплотов литературной реакции – «Беседы» и Российской академии.
Борьба за старый и новый слог уже вышла далеко за границы филологических прений. СКАЧАТЬ